Но если так трудно обстояло дело со школой в XV и первой половине XVI века, то нельзя утверждать, что так было и дальше. До нас дошло много свидетельств, которые говорят, что на Руси второй половины XVI и XVII веков школа не была редким явлением и «школьные домы» имелись в городах.
Жизнь с ее властными требованиями, очевидно, сделала свое дело. Разросшаяся из удельного княжества в Московское государство страна нуждалась в грамотных людях. Они были нужны не только в церквах и монастырях, но и в приказах в Москве, в земских и воеводских избах по городам, нужно было уметь грамоте, чтобы написать просьбу или жалобу в суд, чтобы расписаться в качестве свидетеля, прочесть присланную казенную бумагу, сосчитать и записать казенное добро, к которому приставляли человека, обязывая его следить за сбором этого добра. Тогда-то государственная и общественная нужда в грамоте и грамотных людях и породила требование на школы.
Надо думать, что тот же приход, который содержал храм, выбирал священника и причт, посылая их для посвящения к архиерею, устраивал при своем храме богадельню и школу. При жилье священника или одного из причетников отводилась особая изба или клеть, где бы «ребятам грамоте учиться». Учителем такой школы, содержимой на средства прихода, был кто-нибудь из причта. Кроме таких школ при церквах были в Московском государстве и вольные, так сказать, учителя, «мастера», как тогда говорили, которые кормились тем, что учили ребят. Такие учителя выходили из не имеющих места причетников, из отставных подьячих, просто из любителей книжного и школьного дела. Учили они или у себя на дому, имея для того особое помещение, или ходили по дворам, нанимались в домашние учителя и учили только детей тех, кто их нанял.
По старому обычаю начинали учить ребенка грамоте, когда ему исполнялось семь лет. Отец призывал двух-трех ближайших родственников, советовался с ними, не пора ли мальчика отдать в «книжное научение». Решив, что пора, звали отца духовного и служили молебен покровителю наук св. пророку Науму и тому святому, тезоименит которому был мальчик. Ребенка кропили святой водой, духовник благословлял его и говорил приличное случаю поучение. Отец и мать благословляли мальчика и говорили ему тоже несколько напутственных слов о пользе ученья, о том, чтобы он слушался учителя, учился хорошо и т. д. Затем все, т. е. отец мальчика, двое или трое призванных отцом ближайших родственников и сам отдаваемый в науку мальчик, шли к «мастеру». Здесь, положив уставные поклоны и поздоровавшись с «мастером», отец мальчика начинал рядиться с учителем, уговариваться, чему мастер должен выучить ребенка и какую плату и чем должен получить за науку. Сговорившись обо всем этом, отец ученика и мастер ударяли по рукам, и приведенный мальчик поступал в распоряжение учителя. Сделав три поклона перед образом и поклонившись в ноги учителю, новый ученик получал букварь, вынимал из-за пазухи нарядную указку, заботливо подаренную ему матерью или кем-нибудь из родственников, садился на указанное ему учителем место за столом и начинал трудное дело «книжного научения».
Это был сухой и тяжелый труд, о котором теперешние учащиеся и понятия себе составить не могут. «Старинная грамота, – говорит один ученый, – являлась детям не снисходительной и любящей няней, как теперь, в возможной простоте и доступности, с полным вниманием к детским силам, а являлась она сухим и суровым дидаскалом с книгой и указкой в одной руке и с розгой в другой».
В XV и XVI веках буквари и книги были, конечно, рукописные, а в XVII веке и печатные. Многие лица, как, например, св. Гурий Казанский, зарабатывали себе хлеб тем, что писали «книжицы малые, иже в научении бывают малым детям», т. е. буквари. В XVII веке московский Печатный двор в течение четырех лет (1647–1651) напечатал 9600 букварей.