Выбрать главу
Прикажи, государь, нам от класорасленных плодов запасцу дати И от пресветлыя твоея трапезы говяд и тинолюбящия свинии преподати. Со всеми же сими желаем и птах водоплавных, Иже обретаются в домех ваших преславных, От млек сгущенного и от семян изгнетеннаго масла, Да в приходящий праздник усладят наша брашна. Воздари происходящим сквозь огонь и воду, Да благопотребно будет нашему дому: Высокорасленного огорченного пива добрейшего, Пчелодельного меду сладчайшего. Молим Бога, дабы о сих всех тебе, государю, известил, Нас же, богомольцев своих, всеми сими посетил…

Очень многочисленны тогдашние школы не были. Жития наших святых хотя и упоминают о «многих соучениках» или сверстниках того или иного подвижника, но придавать большое значение этому общему выражению нельзя. Прежде всего тогдашние помещения не позволяли собирать в своих стенах много детей. Надо думать, что число учеников в школе колебалось от пяти-шести до двадцати-тридцати человек. Сохранилось до нашего времени житие преп. Сергия с картинками, написанное в XVI веке. На одном рисунке там изображена школа: на лавке за столом сидят одиннадцать мальчиков с книгами, а один, сам преподобный, стоит перед учителем, который объясняет ему урок. Среди учеников, кроме детей, встречались и взрослые. Так, св. Никандр Псковский стал учиться грамоте лет двадцати, находясь в услужении у одного купца. Сын князя Василия Голицына еле разбирал еще склады, когда подавал царю просьбы о земельном наделе, как взрослый полноправный человек.

Время обучения грамоте не могло быть продолжительно, несмотря на крайне трудные и грубые приемы самого обучения. Способные мальчики, вроде преподобного Иосифа Волоцкого, кончали всю начальную школьную премудрость года в два. Биограф преподобного рассказывает с некоторым удивлением перед способностями святого, как он «учаше разумно и всех сверстник превзыде: единым годом изучи псалмы Давыдовы и на другой год вся божественная писания навыче». Менее способные мальчики изучали все это, вероятно, года в три, даже в четыре.

Так учились в Древней Руси и царские дети, и княжеские, и священнические, и простые, часто у одних и тех же учителей, по одним и тем же книгам, и достигали одного и того же: уменья читать и писать.

На этом огромное большинство тогдашних людей и заканчивало свою науку. Кто хотел учиться дальше, тому оставался один путь – чтение книг да случайная помощь случайно встреченного знатока и собирателя книг. Некоторые такие знатоки устраивали у себя, впрочем, род высшего, по сравнению со школой, училища, где читали вместе с желавшими «священные библии, беседы евангельские и апостольские, и рассуждали о высоком, лежащем в оных книгах разумении». Читали творения Иоанна Дамаскина, Иоанна Златоустого, свв. Василия Великого и Григория Богослова – творцов православной богословско-философской мысли.

Таким образом известная «ученость» могла быть приобретаема искателями ее только их личным самостоятельным трудом, при помощи продолжительного и внимательного изучения книг, со стороны их содержания и изложения. Так, преп. Стефан Пермский сделался ученым благодаря тому, что «прилежно имяше обычай почитати почитание книжное, почасту умедливая, дондеже до конца по истине уразумеет о коемждо стисе словеса, о чем чтет».

Такой способ приобретать «ученость» создал и особый тип древнерусского «ученого». Это был всегда человек, глубоко уважавший «книги», много и прилежно читавший, который прочел все существовавшие на русском языке книги, знал содержание всех их чуть не наизусть и умел на память говорить целые главы и отделы из прочитанных книг. Так как все тогдашние книги были или книги Св. Писания, или творения отцов церкви, или жития и летописи, вообще книги, говорившие о предметах духовных и божественных, то начетническое уважение к книге вырастало часто в глубокое преклонение пред всем написанным. «Аще кто не имея книги мудрствует, таковой подобен оплоту, без подпор стоящу», – говорил древнерусский книжник-начетчик.

Для огромного большинства таких начетчиков был свят и непреложен всякий «аз», написанный в книге; у него «сердце холодело и ноги дрожали», когда люди другого образования приказывали ему при исправлении книг переставить слова, заменить одни другими, исправить буквы: «единый аз, единая точка» были уже «преткновением» для всей науки древнерусского начетчика. Если про них и нельзя было сказать, что они «едва азбуку умели», то для большинства было справедливо замечание ученого грека, что они «наверное не знали, какие буквы в азбуке гласные и согласные, а о частях речи, залогах, родах, числах, временах, лицах, то им даже и на разум не всхаживало… Не пройдя науки, такие люди упрутся обыкновенно не только на одну строчку, но и на одно слово и толкуют: здесь так написано, а оказывается, что вовсе не так. Не на букву только, а на смысл надо обращать внимание и на намерение автора…».