Когда возникли и увеличились города, то реки и цепи тропинок составили связь, пути сообщения одного города с другим. Чем больше становилось народу в стране, чем больше обрабатывалось земли, чем больше люди торговали и чем шире расселялись, удаляясь далеко в глубь страны, тем меньше стали они пользоваться реками, как дорогами, особенно для близких путей, и река стала уступать свое значение обыкновенному сухому пути, простому проселку или тропе.
К тому было много причин. Речным путем не весь год сплошь можно пользоваться: зимой он скован льдом, летом на нем грозит мелководье, а потом по реке хорошо и удобно идти, имея перед собой дальнюю цель, удобно идти войску, торговому каравану, а всегда ли удобно возить по реке, например, снопы со сжатого поля, сено с луга, дрова из леса, особенно когда поселок, отдельная изба или же самое поле находятся далеко от берега? А каково плыть по реке в дурную погоду или просто вверх по ее течению? А мели, перекаты, пороги, протянутые снасти рыболовов – все это заставляло предпочесть реке, как средству сообщения, обыкновенную дорогу.
В старой Руси, как и в нынешней, главным затруднением при устройстве дорог являлось их протяжение, громадная длина их сети, раскинувшейся по обширному пространству Русской земли. Это отличительная черта русской истории: и во времена киевских князей, и в удельное время, и при царях, и в теперешние времена империи русскому народу приходится жить на громадном пространстве, когда не только от края и до края, но и от середины страны до краев ее всегда далеко. Эта обширность пространств делает то, что дороги на Руси всегда длинны, а следовательно, строить их и содержать в порядке дорого.
И в московское время небогатому, жившему редкими кучками по лицу обширной страны населению было не под силу содержать эти длинные дороги в порядке. Самое большее, что для этого делали, – это рыли тут и там канавы для стока застаивавшейся воды, набрасывали хворосту и сыпали песок на местах, где весенняя и осенняя погода разводила неимоверную грязь, мостили бревенчатую гать через болота, изредка строили на сваях мосты через небольшие реки, но чаще искали броду, а на многоводных и глубоких реках сооружали плоты и паромы.
Единственным строительным материалом в стране было дерево, реже глина и относительно редко камень; народ жил бедно, довольствуясь очень немногим для устройства своей домашней обстановки. Нечего и говорить, что никакие шоссе, каменные мосты через реки и овраги и т. п. не могли и возникнуть. Камня, годного для дорожного дела, мало на русской равнине, его и теперь местами приходится привозить издалека; в окружности какой-нибудь топи часто на десятки верст трудно найти простого песку.
Больше, чем люди, старинную русскую дорогу приводили в порядок летний зной, сушивший грязь, да зимний мороз, сковывавший крепко болота и топи, мостивший ледяные мосты через реки. Дорога в Древней Руси жила поэтому больше зимой, чем летом, особенно мирной, трудовой жизнью. Зимой тянулись обозы к большим торговым городам, от одного к другому и к выходу за границу; в сухую летнюю пору происходили передвижения военных сил, всюду шли отряды на усиление пограничных застав, навстречу слухам о татарах, на тревогу в стороне Польши или крайних восточных соседей.
Но и зимой и летом одинаково старинная русская дорога к себе не манила. Летом путники жаловались на обилие всякого «гнуса», т. е. лесных и болотных насекомых, комаров и слепней, от которых страдали и лошади и люди. А зимой снежные метели и сугробы снега «человеку по пазуху», как говорит летописец, засыпали и губили целые обозы. Зимой и летом волчьи стаи, шайки «лихих и воровских людей», т. е. разбойников, делали путь по Русской земле трудным и опасным. Но все-таки он хоть был возможен. Зато осенью и весной пропадала почти всякая возможность прохода и проезда из одной части страны в другую. Реки в половодье останавливали всякое сообщение по дорогам, поля на большое пространство покрывались водой и превращались в болота, в оврагах и ложбинах полая вода застаивалась целыми озерами. Нечего и говорить, что весеннее половодье и осенние дожди разводили всюду такие непролазные «черные грязи», что не становилось проходу и проезду никакому богатырю. Владимир Мономах в своем «Поучении» в особую заслугу ставит себе свои отдаленные путешествия. Да это и действительно, при описанных условиях, были подвиги. Летопись часто отмечает невзгоды тогдашнего бездорожья. В 1135 году князь черниговский Всеволод с братьями пошел было войной, но «нельзя бо беше перевезтися» через реку, где ледяные глыбы загородили путь; постояли три дня князья с дружинами перед непроходимым препятствием да и ушли обратно в Чернигов. Сто лет спустя собрался другой князь по весне в поход на ятвягов и дошел до Берестья, «но, – замечает летописец, – рекам наводнившимся, не возмогоста идти на ятвяг». А ранней весной 1237 года грозная татарская сила, смявшая всю Русь, остановилась перед лесами и болотами Новгородской земли, которые от весеннего половодья стали совсем непроходимы. В осеннюю распутицу или весеннее половодье, по замечанию летописца, часто бывало так, что «люди не смеяху ездити», и была тогда «в христианех скорбь и туга».