Как думают, Владимиру после того, как он установил «чин церковный», т. е. церковную иерархию, удалось окрестить новгородских славян, всю Русь заднепровскую, начиная с кривичей и кончая частью тиверцев, сидевших на нижнем Днепре, и славян, расположившихся по правой стороне Днепра, т. е. северян. Только вятичи и радимичи не были окрещены при Владимире. Обитая в стране, далекой от днепровского водного пути, окруженные почти сплошь инородческими, преимущественно финскими племенами, вятичи и радимичи остались в стороне от того просветительного движения, которое из Киева шло вверх по Днепру, а соседство с ярыми язычниками и тесное, то мирное, то боевое общение с ними только поддерживало эти два племени в их приверженности к язычеству. Среди вятичей христианство распространялось особенно туго: киево-печерский инок св. Кукша был замучен ими во время своей проповеднической деятельности; есть предание, что жители города Мценска, лежащего в древней области вятичей, окончательно приняли христианство только в XV веке; ростовские язычники прогнали от себя первых епископов, Феодора и Илариона, и едва не убили третьего – св. Леонтия.
Нескоро могло утвердиться христианство и в Муромской земле, несмотря на старания св. Глеба, которому Владимир поручил эту область. Князю Глебу пришлось даже жить вне Мурома, так как муромцы оказались ревностными приверженцами язычества.
В Курской области христианство стало распространяться только в начале XI века, в Вологодском и Вятском краях – в XII веке, а в Олонецком лишь в XIII веке.
И при Владимире и после него вождями сопротивления язычества успехам христианства были волхвы – прорицатели будущего и чудотворцы по представлению язычников.
Под 1071 годом летописец рассказывает, как пришел в Киев волхв и говорил, что ему явились пять богов и сказали ему: «Иди, скажи людям, что в пятое лето потечет Днепр вспять, и земли все переступят на иные места: станет земля греческая на место русской, а русская на место греческой, и все земли также переменятся».
«Невегласи послушахуть его, – замечает летопись, – верьнии же насмехахуться, глаголюще ему: бес тобою играет на пагубу тобе!»
Кончилось все это тем, что волхв «в едину нощь бысть без вести», т. е. исчез; сам ли он ушел, или был устранен христианами, князем и духовенством, мы не знаем.
В 1074 году явился волхв в Новгород, «творился аки бог», говорил, что знает будущее, хулил веру христианскую и в доказательство своей правоты обещал пройти со всеми ему верными по Волхову, как посуху. Новгородцы заволновались, почти все стали на сторону волхва и хотели убить епископа. Епископ, облекшись в ризы и взяв крест, вышел на площадь и сказал: «Кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, а кто верует во Христа, пусть идет ко кресту». К епископу подошел только князь Глеб Святославич со своей дружиной, а весь народ, «производя великий мятеж», устремился за волхвом. Тогда князь Глеб, спрятав под полой своей одежды топор, подошел к волхву и сказал: «Знаешь, что будет завтра поутру и во весь день до вечера?» – «Все знаю!» – ответил волхв. «А знаешь ли, что будет сегодня?» – «Сотворю великие чудеса!» – сказал волхв. Тогда князь выхватил топор и рассек ему голову. Тем все и кончилось. Толпа рассеялась.
В сказании летописи под 1071 годом о появлении волхвов в Ростовской области особенно отчетливо выступает столкновение христианства, далеко еще не победившего в своих носителях стародавних языческих воззрений, и язычества, потерявшего веру в свою силу… «Бывши бо единою скудости (т. е. голоду) в Ростовьстей области, – повествует летописец, – въстаста два волхва от Ярославля глаголюща, яко ве свеве, кто обилье держит», т. е. мы знаем, кто скрывает обилье. Пошли они по Волге и в каждом погосте указывали на «лучшая жены», говоря, «яко си жито держит, а си мед, а си рыбы, а си скору» (мясо). И приводили к ним люди сестер, матерей и жен своих. Волхвы «в мечьте», т. е. делая вид, прорезывали у приведенных к ним женщин за плечами одежду и вынимали то жито, то рыбу. Таких уличенных в сокрытии «обилья» убивали, а именье их брали себе. И пришли волхвы на Белоозеро, и было с ними людей более 300 человек. В это время на Белоозере собирал дань посадник князя Святослава, Ян Вышатич. Белозерцы пожаловались ему на волхвов: вот-де два кудесника сгубили уже много женщин по Волге и по Шексне, а теперь сюда пришли. Ян спросил, чьи эти кудесники смерды, и, узнав, что его князя, послал к спутникам волхвов приказание: «Выдавайте мне волхвов, ибо они смерды мои и моего князя». Но увлеченные волхвами люди не послушались приказания Яна. Тогда Ян сам пошел к ним, не взяв с собой оружия. Отроки Яновы говорили ему: «Не ходи без оружия, осоромять тя!» Ян послушался доброго совета, велел 12 отрокам взять оружие и пошел с ними в лес. «Они же сташа, исполчившеся противу Яна». Ян один с топорцем вышел вперед; к нему навстречу выступило трое и, подошедши к Яну, сказали: «Разве не видишь, что идешь на смерть? Не ходи». В ответ на это Ян велел своим отрокам бить этих доброжелателей, а сам пошел к толпе. Один из толпы бросился на Яна с топором, но Ян отразил удар, ударил нападавшего топорцем и велел отрокам «сещи я». Началась схватка, во время которой был убит «попин Янев». Волхвы бежали в лес, а Ян вернулся на Белоозеро. Войдя в город, он сказал белозерцам: «Аще не имате волхву сию, не иду от вас и за лето», т. е. останусь у вас на все лето. Белозерцам это грозило большими расходами, так как им пришлось бы кормить все лето Яна и его дружину. Они снарядили экспедицию, поймали волхвов и привели их к Яну. Ян спросил волхвов: «Чего ради погубили столько людей?» – «Да ведь они держат обилье, – отвечали волхвы, – и если мы истребим и перебьем их, то будет всего вдоволь; хочешь, мы при тебе вынем из них жито или рыбу и еще что иное?» – «Поистине лжете, – ответил им Ян, – Бог сотворил человека от земли, есть в человеке кости, и жилы, и кровь, и больше ничего в нем быть не может». – «А ты знаешь, как сотворен человек?» – спросили волхвы. «Как?» – спросил Ян. «А вот слушай! – сказали волхвы. – Мылся Бог в бане, вспотел, отерся полотенцем и бросил его с неба на землю. И стал спорить сатана с Богом, кому из этого полотенца сотворить человека, и сотворил человека дьявол, а Бог душу в него вложил; вот почему если умрет человек, то в землю идет тело, а душа к Богу». – «Ну, как же не бес прельстил вас, – возразил Ян, – какому же это богу вы веруете?» Они отвечали: «Антихристу!» – «Где же это он?» – спросил Ян. «Сидит в бездне!» – отвечали волхвы. «Что же это за бог, сидящий в бездне, – сказал Ян, – то не бог, а бес. Бог же сидит на небесах на престоле, славимый ангелами, которые предстоят Ему со страхом и не могут взирати на Него. Тот же ангел, которого вы назвали антихристом, за величанье свое был свержен с небес и действительно сидит в бездне, как вы утверждаете, ожидая, когда снизойдет Бог с небес, свяжет его узами и посадит в огонь вечный с слугами его, которые в него веруют: и вы здесь муку от меня примете, а там по смерти». – «Нам боги сказали, что ты ничего не можешь нам сделать», – возразили волхвы. «Лгут вам ваши боги!» – сурово заметил Ян. «Веди нас на суд к князю Святославу, – потребовали волхвы, – ты нам ничего не можешь сделать». В ответ на это Ян приказал бить волхвов и повыдергать им бороды. Когда это было исполнено, Ян снова спросил волхвов: «Ну, что вам боги говорят?» – «Веди нас к князю Святославу», – повторили волхвы. Ян велел вложить им деревянные обрубки в рот, связать, привязать к лодкам и «пусти пред собою лодья, и сам по них иде». Когда приплыли к устьям Шексны, Ян подошел к волхвам и снова спросил: «Ну, что вам боги говорят?» – «Вот что нам говорят боги: не быть нам живыми от тебя!» – «Вот это вам правду боги сказали!» – перебил их Ян. «Но если пустишь нас, – продолжали волхвы, – много тебе добра будет, а если погубишь нас, много печали и зла приимешь». – «Если я пущу вас, – возразил Ян, – то накажет меня Бог, если же погублю вас, то великую мзду получу от Бога!» И, обратившись к «повозникам», Ян спросил: «Не убили ли у кого из вас эти двое родных?» – «У меня сестру, у меня жену, у меня мать, у меня дочь!» – закричали спрошенные. «Так мстите за своих!» – решил Ян. Обиженные волхвами бросились на них, убили обоих, а трупы повесили на дубе; «тако отмьстие приимеша от Бога по правде», – замечает летописец, сам, очевидно, вместе с Яном далеко еще не отрешившийся от языческого взгляда на необходимость мести.