Подводя итоги своей оценке византийской образованности, знаменитый историк Гиббон говорит: «Константинопольские греки держали в своих безжизненных руках богатства своих предков, не заботясь о приобретении того духа, который создал и облагородил доставшееся им сокровище знания. В течение десяти веков они не сделали ни одного научного открытия; ни одно историческое, философское или поэтическое творение их не было свободно от недостатков в красоте языка, чувства, не страдало отсутствием фантазии».
Понятно, как и чему должны были поучать такие учителя своих учеников. Нужды богослужения и церковного обихода заставили новокрещенов переводить с греческого богослужебные и церковные книги. Эти книги и остались долгое время на Руси единственными проводниками знания и образованности. В силу этого знание и образованность Древней Руси, исходя из церковного источника, не могли быть иными, как только церковно-религиозными.
Но если византийская церковная образованность покоилась на наследственной от древности культуре, передавшей византийцам способность и уменье мыслить, разработанный язык, навык и потребность к мышлению, заставлявшие их творить в этой области, создавать новые и новые сочинения, то в Древней Руси, стране, где в X веке многие обитатели едва переставали жить «зверинским обычаем», церковная образованность приняла другой характер: характер веры в книгу, в то, что написано «богомудрыми мужи». В этом смысле Древняя Русь не поднялась выше ученика, принимающего на веру все то, что говорил учитель, да еще по-своему упрощавшего слова учителя, доводя их до уровня своего мало развитого понимания. Если грек-византиец отметался от языческой философии и ставил на ее место христианское учение, то русский его ученик проклинал эту философию. «Братие, не высокоумствуйте, – гласит одно старинное поучение, – но во смирении пребывайте, по сему же прочая разумевайте… Аще кто тя вопросит: веси ли всю философию? – ты же ему противо того отвещай: учился буквам благодатного закона, еллинских же борзостей не текох, риторских острономов не читах, ни с мудрыми философы в беседе не быках; философию ниже очима видех. Учуся книгам благодатного закона, аще бы мощно моя грешная душа очистити от грех». В другом поучении еще решительнее отвергается всякая свободная наука и знание. «Богомерзостен пред Богом, – читаем здесь, – всяк любяй геометрию и прочая таковая; се душевнии греси: учитися астрологии и еллинским книгам… проклинаю прелесть тех, иже зрят на круг небесный; своему разуму последующий удобь впадает в прелести различныя; люби простыню (простоту) паче мудрости; величайшего себе не изыскуй и глубочайшего себе не испытуй, а елико ти предано от Бога готовое учение, то содержи».