– А тот добр, кто по мне пойдет!
Воинов-охотников собралось много, и Изяслав двинулся в поход. Но киевляне оказались правы: Ольговичи нарушили крестное целование и изменили Изяславу. Положение, в котором очутился Изяслав, оказалось крайне опасным. Тогда он отправил в Киев двух посланцев, Добрынку и Радила. Посланцы явились к наместнику Изяслава, его брату Владимиру, и к киевскому тысяцкому Лазарю. С посланными Изяслав так говорил брату Владимиру:
– Брате! Еди к митрополиту и съзови кыяны вся, ать молвита си мужа лесть черниговскых князий!
Владимир поехал к митрополиту и созвонил, «повабил» киевское вече. И вот, повествует летопись, – «придоша кыян много множество народа и седоша у святое Софьи. И рече Володимер к митрополиту:
– Се прислал брат мой два мужа кыянины, ать (т. е. пусть) молвят братье своей.
И выступи Добрынка и Радило и рекоста:
– Целовал тя брат, а митрополиту ся поклонял, и Лазаря целовал, и кыяны вси.
Рекоша кыяне:
– Молвита, с чим вас князь прислал?»
Посланные изложили тогда то, что велел им сказать Изяслав, и от имени князя звали городское ополчение идти к Чернигову:
– А ныне, братья, поидета по мне к Чернигову; кто имеет конь, ли не имеет кто, ино в лодье: ти бо (т. е. черниговцы) не мене единого хотели убить, но и вас искоренити.
Таким образом, требуя помощи горожан, князь указывает, что теперь поход не его только личное дело, но и дело города.
Вече зашумело:
– Рады, что Бог избавил тебя и братий наших от великой напасти. Идем по тебе и с детьми, как ты того хочешь.
Но тут поднялся один человек и сказал:
– Хорошо. Пойдем за князем, но подумаем и вот о чем. У нас здесь сидит у св. Федора (т. е. в монастыре) враг нашего князя – Игорь. Помните, как восемьдесят лет тому назад отцы наши вывели не из монастыря, а из темницы князя Всеслава и посадили его на место Изяслава Ярославича, и что было, когда вернулся Изяслав. Как бы не случилось и теперь того же. Мы уйдем к Чернигову, а сторонники Игоря призовут его и сделают князем. Пойдем сначала убьем Игоря, а потом и двинемся к Чернигову.
Против этого предложения восстали митрополит и тысяцкий Лазарь; говорили против же старый тысяцкий Владимир и некто Рагуйло. Но толпа не слушала их и пошла убивать Игоря.
Война, начатая с согласия веча, прекращалась, если народ требовал заключения мира. В таких случаях вече властно говорило князю: «Мирися, княже, мы не идем!» – как сказало киевское вече князю Изяславу в 1179 году, перед приходом к Киеву князя Юрия Долгорукого.
Точно так же, если князь хотел мириться против воли веча, то слышал такой ответ: «Аще ты мир даси ему, но мы ему не дамы!» – говорили в 1177 году ростовцы своему князю Мстиславу Ростиславичу, требуя продолжения войны с князем Всеволодом Юрьевичем. Во время похода князю тоже приходилось считаться с желаниями городского полка. В 1178 году князь Всеволод не хотел брать приступом город Торжок. Это возбудило неудовольствие городского полка. «Мы не целоваться с ними приехали, – сказал полк, – они, князь, лгут Богу и тебе!» – и город был взят приступом.
Кроме вопросов избрания князя и заключения ряда с ним, а также вопросов войны и мира, вече принимало участие в законодательстве. Так, князь Ростислав учреждал епископию в Смоленске (1150), «сдумав с людьми своими», т. е. с согласия веча, и в уставной грамоте епископу на права и доходы было сказано: «да сего не посуживай никто же по моих днех, ни князь, ни людие», т. е. ни князь ни вече, которое признается здесь наравне с князем источником законодательного распоряжения. На вече решались вопросы международных сношений, особенно касавшиеся торговли, и в договорах наряду с властями, князем и епископом, прописывался весь город, все люди.
Так сосуществовали в правительстве киевских времен два начала – князь и вече. Сосуществование обеих властей покоилось на единении их, на их согласии, которое создавалось на почве нужды друг в друге и иногда оформливалось даже договором с крестным целованием. Права обеих частей правительства были в сущности одинаковы. Но князь, так сказать, существовал и проявлялся постоянно, вече же созывалось не всегда, действовало с перерывами. В силу одного этого такие постоянные дела, как суд, управление, конечно, должны были более сосредоточиваться в руках князя, и вече почти не вмешивалось в них. Оно требовало от князя правого суда, однако жаловаться вечу на суд князя было не в обычае. Но, оставаясь постоянно во главе текущих дел, князь не был избавлен от известного контроля своих деяний со стороны веча. Этот контроль устанавливался сам собой в силу гласности и несложности всех дел тогдашнего государственного строительства, а затем он обеспечивался участием лучших горожан, городской старейшины, в постоянном совете князя, в его думе с дружиной.