Князь, по мере возможности, тут же удовлетворял все просьбы, «поговоря» с теми из своих советников-слуг, которые по своей должности или опыту ближе стояли к данному делу. Такой совет князя по какому-либо более или менее важному делу с несколькими из своих бояр и был думой князя с его боярами. Ни князь ни бояре не настаивали на том, чтобы все они, сколько их есть налицо при дворе, присутствовали при решении повседневных дел, возникавших в уделе. Князь властен и один разрешить всякое дело; но он предпочитает позвать двух-трех бояр, которым, по его мнению, ближе других это дело ведомо, и решает, поговорив с ними; имена этих бояр прописываются в самом решении вместе с именем дьяка, писавшего грамоту, если только она дается. Умрет князь, давший грамоту, и владелец ее станет просить подтверждения ее у нового князя, или, если даже при жизни первого князя его наместники нарочно или нечаянно нарушат те права, которые дает грамота ее владельцу, – на кого тогда сослаться потерпевшему в своей жалобе, как не на лиц, подписавших грамоту? Сам князь руки к грамотам не прикладывает, это и не повелось, да и писать-то он, случалось, не умел, «книгам не учен беаше», а только «книги духовные в сердце своем имяше». Если нельзя было решить дело немедленно, требовались справки, свидетели, бумаги, то князь назначал срок, к которому жалобщик должен был представить все доказательства справедливости своей жалобы.
Много самых разных и неожиданных дел приходилось разрешать князю каждый день. В больших великих княжениях таких дел набиралось столько, что одному человеку выслушать их и порешить не было никакой возможности; тогда князь великий «приказывал» целые распорядки дел кому-либо из своих приближенных. Возникал «приказ» такого-то боярина или дьяка, куда жалобщиков и направляли. В приказе решали дело окончательно, но все-таки «доложа» великому князю. Дьяки докладывали боярам текущие дела по ведомству каждого и писали грамоты; у каждого дьяка были свои «ларцы» для хранения судных списков и других грамот.
Покончив с делами и просителями, выслушав гонцов, «пригнавших» с уезда, приняв «богомольцев» и людей, принесших ему «в почесть» какую-либо «диковину» – большую щуку, пойманную в озере, или шкуру матерого медведя, или кусок бархата немецкого, через Новгород попавший путем торга в княжество, князь отправлялся посмотреть, что привезли сегодня из оброков и даней и как складывают все привезенное добро в прочные дубовые амбары и закрома. Так проходило время до обеда. После обеда, соснув, князь был не прочь, коли позволяло время, вызвать к себе ловчего или сокольничего и поговорить с ними о состоянии охоты, о возможности отправиться на охоту сегодня или завтра. Если не охота, то предполагалась просто прогулка в монастырь к уважаемому игумену, святому старцу для поучительной беседы с ним, или князь шел в гости к кому-либо из бояр. К вечерне князь обыкновенно дома и после вечерен до ужина проводит время с семьей, с которой утром успел только поздороваться. Сын, впрочем, все время при отце и с измальства навыкает «делу», присутствуя при всех решениях отца. В долгие зимние вечера князь любит развлекаться, слушая слепых певцов и сказочников.
Такое мирное течение жизни, впрочем, довольно редко бывает длительно и устойчиво. Удельному князю надо зорко смотреть за своим добром. Соседи не дремлют – того и гляди, забежит кто-нибудь из них в Орде перед ханом и оттягает себе кусок соседской земли. Надо дружить с татарами, посылать в Орду деньги и припасы, почаще там напоминать о своей верности хану, а то появится отряд татар, нехристи пограбят, пожгут княжение да и выдадут ярлык на него сопернику-соседу: ступай тогда в Орду, умоляй с унижениями и поклонами хана вернуть дедину и отчину. Потратишься много, а вряд ли вымолишь, особенно если ярлык подхватил московский князь: этот не любит упускать того, что ему раз попало в руки, и не видать тогда удельному державцу доброй половины своих владений, если ему даже повезет у татар и удастся заслужить снова доверие хана. Эти тяжелые заботы часто нарушают мирное хозяйственное житие удельного князя, и чем меньше его удел, чем слабее он, тем тяжелее ему приходится.
Приглядываясь пристальнее к условиям и обстоятельствам хозяйственной и политической жизни удельных княжеств ХIII и XIV веков, ученые находят в формах выражения этой жизни большое сходство с теми фактами хозяйственного и политического быта, который господствовал в средневековой Западной Европе и характеризуется выражением «феодализм». В смысле сходства отмечают прежде всего основные черты: 1) раздробление государственной власти и землевладельческий ее характер, 2) наличие последовательного ряда государей-владетелей, различающихся один от другого по количеству верховных прав.