"Хорошо", сказал Стоун. "Я тоже хочу знать, как и ты".
"Если это окажется ребенок Вэнса, я вернусь в Калифорнию и стану самой лучшей женой и матерью. Я знаю, что не люблю Вэнса так глубоко, как тебя, но, думаю, мы сумеем оставаться добрыми супругами и построить для ребенка семейный очаг".
"А что, если ребенок не Вэнса"?
Она приложила ладонь к его щеке и поцеловала его. "Стоун, я люблю тебя, правда, очень люблю. Но не знаю, что чувствуешь ты, и"…
"Я скажу тебе"…
"Не надо", прервала его Аррингтон. "Что толку знать это сейчас? Если ребенок окажется от тебя, я тебе скажу, и мы поговорим об этом. Несомненно, ты можешь быть частью его жизни. Или ее. Но нам обоим есть над чем поработать, и может случиться, мы не сможем решить всех проблем. Я не могу позволить себе думать об этом до рождения ребенка. Я обязана эмоционально защитить себя. Будет нечестно дать тебе какие-то надежды, а потом окажется, что ребенок от Вэнса. Ты же понимаешь, как мне будет тяжело".
Стоун кивнул.
В дверь постучали.
Аррингтон поцеловала его еще раз, встала и открыла дверь. На пороге стояла Бетти Саусард.
"Доброе утро, Аррингтон", сказала она. "Рада твоему возвращению. Самолет студии Центурион сейчас летит из Вэн Найс в Санта Моника. Он, вероятно, уже заходит на посадку и к моменту нашего прибытия заправится топливом".
"Я готова", сказала Аррингтон. Она закрыла чемодан и передала его Бетти. "До свидания", обратилась она к Стоуну. "Я тебе позвоню, хотя не обещаю, что скоро".
"Буду с нетерпением ждать", сглотнув комок в горле, тихо сказал Стоун.
55
Когда Аррингтон ушла, в гостиной появился Вэнс. Он заказал по телефону кофе в номер и, когда его принесли, устроился на террасе вместе со Стоуном. "Прежде всего я хочу, чтобы в этом деле ты представлял мои интересы в качестве адвоката. Согласен"?
"У меня нет калифорнийской лицензии", ответил Стоун, "и, если ты, каким-либо образом, будешь вовлечен в судебное разбирательство, тебе придется брать адвоката из Калифорнии. Но сейчас я буду твоим консультантом, и можешь рассчитывать на то, что все, что ты мне сообщишь, будет считаться в рамках отношений между клиентом и адвокатом".
"Хорошо", сказал Вэнс. "Что ты хочешь знать"?
"Все. И постарайся ничего не упустить".
"Все началось с акций. Акций студии Центурион. Это компания закрытого типа, в ней только дюжина крупных акционеров и пара дюжин более мелких держателей, в основном, ценных работников студии. Кто-то начал контактировать с акционерами, предлагая купить их акции, очевидно, пытаясь установить над компанией контроль".
"Кто"?
"Сначала никто не знал. Все осуществлялось через третьи руки. Об этом узнал Ригенштейн, но у него возникло твердое ощущение, что людей запугали, заставив продавать, или, по меньшей мере, заставили молчать о том, что к ним обращались с подобным предложением. Это было очень странно и неприятно".
"Когда они подобрались к тебе"?
"Погоди, тут имеются другие вещи, о которых я должен тебе рассказать, и они скорее помогут прояснить ситуацию".
"Хорошо, говори".
"Мы с Дэвидом Стармаком дружили с давних пор. Я считал, что он с Луи - мои лучшие друзья. Дэвид познакомил меня с Ипполито. Меня вовлекли в строительный проект - крупный молл* - и наши финансы прогорели. Передо мной встала дилемма: либо вложить в проект еще тридцать миллионов наличными, либо потерять пять уже вложенных мной миллионов. Я решил посоветоваться с Дэвидом, и он организовал ланч с Ипполито. Неделю спустя мы получили * Молл - крупный комплекс помещений под одной крышей, арендуемый множеством торговых предприятий. финансирование от банка Сэйф Харбор".
"Был ли этот проект сомнительным"?
"Я никогда так не думал. Главный партнер имел в прошлом те же проблемы, связанные с выплатой задолженности по проекту, и это вынудило нашего кредитора прервать платежи. Сейчас молл открыт, и бизнес идет отлично. Для Сэйф Харбор это была прекрасная сделка".
"Что случилось потом"?
"Все происходило постепенно. Я начал вести все дела исключительно с банком Сэйф Харбор, пока у них не оказалось все - все вклады и средства, которые у меня накопились за многие годы, включая один вклад для Аррингтон. Всякий раз, когда мне случалось инвестировать в бизнес, они были готовы оказать мне услуги. И когда Оний предложил мне войти в Совет директоров, я согласился".
"И сколько времени ты числился в Совете директоров"?
"Думаю, семь или восемь месяцев. Но я не был удовлетворен".
"Почему же"?
"Я очень быстро понял, что Оний ожидал от меня утверждений любых своих решений, особенно связанных с его личной компенсацией - курсом ценных бумаг, бонусами и.т.д. Другие директора, включая Дэвида Стармака, были у него в кармане. Я заседал еще в трех других Советах и играл там активную роль. Я очень серьезно относился к ответственности за акционеров. Я уже был готов уйти в отставку, но Оний стал шантажировать меня, что я кое-что ему должен, и поэтому мне не следует портить его репутацию моей отставкой. Я согласился остаться еще на несколько месяцев. Потом он подъехал ко мне с предложением, чтобы я стал представителем его банка на телевидении. Я отказался наотрез".
"Как он это воспринял"?
"Плохо. Я объяснил, что никогда не участвовал в телерекламе и никогда не буду. Я долго делал карьеру актера и не собираюсь ее ломать. Он сказал, что именно поэтому и хочет меня. В конце концов, я был связан с банком как клиент, я вел с ним дела, я был в Совете директоров. Отсюда напрашивается вопрос, почему бы мне не стать представителем банка на телевидении? Я опять отказался и сказал, что даю ему тридцать дней, после чего уйду из Совета. Он выигрывал время, чтобы сохранить лицо, а я обещал, что не буду публично объявлять о причинах ухода".
"Стал ли он оказывать дальнейшее давление на тебя"?
"Не сразу. Но на следующей неделе ко мне явился Дэвид Стармак и сказал, что некто желает дать щедрую плату за мои акции Центурион - вдвое больше номинала. Я сказал Дэвиду, что не могу даже думать об этом, не поговорив сначала с Луи Ригенштейном".
"И что же он сказал на это"?
"Он стал уговаривать меня не говорить Луи, что ко мне обращались с подобным предложением, и,0 в особенности то, что оно исходило именно от него. У меня возникло неприятное ощущение. Я воспринял это как угрозу".
"И что ты сделал"?
"Едва Ипполито покинул мой офис, я позвонил Луи и рассказал ему обо всем. Луи был в гневе, и я обещал ему, что не продам свои акции. Я приказал Бетти в тот же день положить мои акции в новый депозитарий".
"Ты почувствовал угрозу"?
"Трудно объяснить почему, но почувствовал".
"Центурион - очень прибыльная студия"?
"Не безумно, но год за годом она приносит неплохую прибыль. Студия работает без значительных долгов, но за последние два года было несколько значительных потерь, и Луи начал занимать деньги в банке Сэйф Харбор с одобрения Совета директоров. А я в Совете".
"Отчего же они так жаждут приобрести студию, если она не так уж и рентабельна"?
"Недвижимость".
"Какая недвижимость"?
"Земля, на которой располагается студия. В любом случае, это теория Луи. Все акционеры и все в Совете директоров знали, что земля ценна так же, как и, собственно, бизнес. Самый крайний участок был продан годы назад за несколько миллионов, что было глупо. Сегодня он стоил бы в двадцать раз больше. Студия занимает самый крупный участок земли, оставшийся в Лос Анжелесе, и в руках одного владельца - более четырехсот акров. Если ты постараешься собрать воедино эту землю в Лос Анжелесе, забрав ее у разрозненных собственников, она может стоить сотни миллионов долларов, а может, и целый миллиард".
"Почему же студия не продаст ее, и не построит новую студию"?