— Лень, — откровенно признался Облучков.
— Ты, кажется, мой ровесник? — озадаченно взглянул на него Виктор Григорьевич. — Тоже с пятьдесят второго?
— Память у тебя хорошая.
— Чего ждешь? Моя дочь уже школу вот-вот заканчивает...
— Хлопот много? — заботливо спросил Облучков.
Шелехов махнул рукой:
— Лучше не спрашивай! Какие-то долговязые с обесцвеченными чубами до подъезда провожают... Жена с ума сходит.
— Мудрому никто, кроме его самого, не нужен, — наставительно произнес Облучков.
— Сам придумал? — проявил интерес Шелехов.
— Луций Анней Сенека!
— М-да... Хорош твой Сенека, — скептически заметил Шелехов.
Облучков покачал головой:
— Вечно ты, Витька, спешишь с выводами... Далее сказано: но хоть с него и довольно самого себя, иметь и друга, и соседа, и товарища ему хочется... Приходи сегодня часиков в семь, я тебя в шахматы надеру, папа что-нибудь поучительное расскажет... Можешь и в девять заявиться, я поздно ложусь...
— Постараюсь, — пообещал Шелехов и, глянув в окно, спохватился: — «Скорая»-то уже приехала! Пойду, а то, чего доброго, увезут без меня.
У дверей кабинета начальника отдела снабжения с печальными лицами стояли Трошин и Дмитрук. Шелехов подошел к ним:
— Врач появился?
Мужчины кивнули. Оперуполномоченный взглянул на них, проговорил:
— Спасибо, товарищи, вы свободны. Когда понадобитесь, следователь вас вызовет... Бригадиру о сегодняшнем дне рассказывать не обязательно, я сам с ним встречусь... Понятно?
Трошин отозвался:
— Понятно...
— Чего уж непонятного? — поддакнул Дмитрук.
— Тогда до свидания, — сказал Шелехов, входя в кабинет.
Ефимов лежал на выстроенных в ряд стульях и стонал с самым скорбным выражением лица. В изголовье больного пристроился младший коллега Шелехова, рыжеусый лейтенант Груничев. Врач «скорой помощи» — высокий черноволосый парень с золотой печаткой на безымянном пальце — что-то строчил за столом.
— Ну как? — склонившись к нему, поинтересовался Шелехов.
— Все в порядке. Я сделал инъекцию, — ответил тот и со смешинкой в глазах добавил: — Больше для профилактики.
— Допрашивать можно?
Врач задумался, но тут же уверенно кивнул:
— Конечно... Только не очень пространно...
— Что, если я попрошу вас поприсутствовать?.. Тоже больше для профилактики?
Врач улыбнулся, посмотрел на часы:
— Ну, если для профилактики... Десять минут могу побыть.
Шелехов поблагодарил его, взял стул и, уложив на колени папку с протоколом допроса, сказал, глядя на Ефимова:
— Нами возбуждено уголовное дело по факту вымогательства вами, гражданин Ефимов, взятки...
— Какая взятка?! — закатив глаза, простонал Ефимов. — Вы что?!. Что вы такое говорите!?
— Понятые при вас подтвердили, что во врученном вам конверте находятся помеченные нами купюры...
— Бросьте вы... — умоляюще проговорил Ефимов. — Зачем делать из меня взяточника? Этак любое совпадение можно истолковать, как заблагорассудится... Я же зашел в туалет, чтобы справить нужду, а там этот конверт... Разве я мог это предположить? Ну, сами подумайте!
— А как объяснить отпуск на сторону уголка и труб? — спросил Шелехов. — Насколько мне известно, ваше управление не занимается поставкой металлоизделий в совхозы.
— Неужели непонятно?! Это же элементарные вещи! — с печальным укором сказал Ефимов. — Я родился в деревне, там и вырос... У меня была бабушка, и вот она, когда я был еще совсем крохой, рассказывала мне сказки... В этих сказках говорилось о тяжелой доле русского крестьянства, о тяготах и лишениях, которые приходились на долю простого народа... Моя бабушка была для меня тем же, чем для Александра Сергеевича была Арина Родионовна...
Рыжеусый оперативник уставился на начальника отдела снабжения с откровенным любопытством. Прислушивавшийся к разговору врач, чтобы не прыснуть смехом, прикрыл рот ладонью. Шелехов едва сдержал улыбку. Однако Ефимов, смежив веки, продолжал тем же жалобным голосом:
— Она и привила мне любовь к крестьянству... Всегда я чувствовал свой неоплатный долг перед деревней. Это усугубилось еще и тем, что сам-то я не остался в деревне, уехал в город... И вот при любом удобном случае я оплачивал свой долг, помогал деревне, как только мог, насколько это было в моих слабых силах... Поэтому я пошел на отпуск металла этому совхозу... Слабость, как понимаете... Ностальгия...
— Туалет рассчитан на одного человека, — негромко проговорил Шелехов, пробуя применить последнее средство убеждения.