— Что? — довольно живо приподнявшись на локте, спросил Аркадий Владимирович.
— Я говорю, какая была необходимость заходить в туалет вместе с Трошиным? Унитаз-то всего один!
Лицо Ефимова осветилось лучиком слабой надежды и от этого приняло простодушное и глуповатое выражение:
— А может, это он обронил деньги?
— Он вам их передал, — жестко бросил Шелехов и обернулся к врачу: — Этот гражданин годен по состоянию здоровья для пребывания в следственном изоляторе?
— Вполне, — без тени сомнения ответил врач.
Шелехов снова посмотрел на псевдобольного:
— С этой минуты вы можете считать себя задержанным по подозрению в совершении преступления... Пока вас отправят в изолятор временного содержания. Потом следователь, которому передадут ваше дело, изберет вам меру пресечения.
— Позвонить позволите?
— Вашим родственникам я позвоню сам.
Ефимов положил руки на сердце, всем своим видом демонстрируя, как грустно и тяжело ему столкнуться с такой вопиющей несправедливостью.
Тусклый свет спрятанной в зарешеченном колпаке лампочки и тупая тишина, какая бывает лишь в подвалах да на том свете, не мешали думать. Напротив, мысли текли, приобретали осязаемую округлость. Им не мешали ни звуки дождя, ни палящие лучи солнца, ни телефонные звонки, ни неожиданные визиты. Только вот спина стала такой же деревянной, как и крашенное густо-коричневой краской дощатое ложе, на котором предавался размышлениям Ефимов.
Он сменил позу.
Спрашивается, зачем всю жизнь суетился?.. Дачку отстроил — посмотреть любо-дорого. Для себя строил, чтобы на пенсии там жить, а не городским воздухом прокопченным дышать... А теперь? Конфискуют, поди, к чертовой матери... А на него наденут черную курточку, такие же брюки, сапоги кирзовые. На карманах куртки прямоугольничек из кожзаменителя нашьют: «Ефимов А. В. отряд №... бригада №...». Как-то приходилось ему по своим снабженческим делам в колонии побывать, видел тамошние порядки... Сколько же ему дадут?.. Пять?.. Десять?.. Могут и все двенадцать... Это же когда он выйдет?.. Э-хе-хе... Лет в семьдесят... Вернется в дом без гарнитуров. Да и на кой черт они нужны — гарнитуры? Пыль с них стирать... Дачи жаль... Строил-то, чтобы старость провести. Клубничку бы выращивал, смородину всякую... Корень золотой еще можно было посадить. Полезно, говорят, настой пить... Хорошая дача, хорошая... Все предусмотрел. Стены из бруса «на двадцать» — зимой не замерзнешь. Да и печь кирпичная для тепла, а для души — камин... Столовая, две спальни, кабинет с этим самым камином. Зачем ему кабинет понадобился? Не собирался вроде мемуары писать. Да и о чем писать-то? Как все нажил? Почитать такое охотники найдутся, но ведь печатать-то никто не будет. Да и не стал бы писать. Что он, следователь, что ли? Это их заботы — составлять жизнеописания таких, как он... А он как разведчик! Много чего знает, но никогда никому не расскажет, пусть хоть пытают... Вообще-то, если честно, боли он боится... Если бить будут, все признает... Говорят, только на Западе в полиции бьют, а у нас ни-ни... Хорошо бы, если так... Кто же его продал? Какая сука? Неужели эти два шабашника-дилетанта?.. Понятно, что Трошина подставили... Но вот когда? Что, если все заранее было подстроено? Подумать страшно... Может, бригадир?.. Сволочь-то еще та... Но, с другой стороны, сколько раз пользовался услугами... Почему сам-то не приехал? Заболел или только прикинулся хворым? А вдруг он звонил не из больницы, а из кабинета этого мента? Вдруг весь разговор на магнитофон записан... Дохлый номер! Не такой Ефимов дурковатый, чтобы в открытую по телефону лепить. Неискушенный ничего и не понял бы из их беседы. Ровным счетом ничего... Нет, надо молчать, свое гнуть... Пусть они ему свои козыри выкладывают, а он подумает... Они молодые, прыткие, их сроки расследования прижимают, на них начальство давит... А Ефимову что? А ничего — сиди да сиди... Он подождет, ему спешить некуда. Срок все равно идет, как утверждают опытные товарищи-граждане... Про вагон бы не пронюхали, вот еще заботы-то... Нет... Тут дело чистое... Хреново, что груз должен вот-вот подойти, если уже не поступил... Откроет кто-нибудь вагон и... Пошла писать губерния... Как начнут раскручивать!.. А он-то при чем? Попробуй доберись до него! Шиш!.. Да и поставщики, надо полагать, не идиоты... Ну, выйдут на них, что, расколются, что ли?! Южные люди. Их труднее разговорить. Они свою выгоду знают... А вагон-то вот-вот придет... Что-то предпринимать надо... Вот черт! Что он может-то из этого... узилища! Ни шапки-невидимки, ни сапог-скороходов, ни этого... кресала?.. Нет, огнива, чтобы кобеля какого-нибудь послать с известием...
Ефимов заерзал на досках, снова перевернулся на спину.