Спиной к нему стояла невысокая девушка в белом платье с открытой спиной. Она была занята разговором - если эти ужимки можно назвать разговором - со стройным, загорелым молодым человеком, одна рука которого была занята бокалом с красным вином, а вторая, насколько успел разглядеть Майкрофт, только что ущипнула девицу за грудь. Девица захихикала снова. Молодой человек в этот момент посмотрел поверх головы своей подружки прямо на Майкрофта, который всем своим видом выражал сдержанное осуждение, и ослепительно улыбнулся.
Мальчик, мальчик, я тебя съем.
В следующую секунду рука загорелого преспокойно перевернула бокал вина прямо девице на грудь.
Козел! - воскликнула она, отталкивая от себя мужчину и вылетая из закутка, прикрывая сумочкой огромное вишневое пятно на груди. Стряхивая несуществующие соринки с рукава, белозубый вышел из-за портьеры и встал рядом с Майкрофтом.
Я Грег, - легко сказал он.
Ты придурок, - солидно ответил Майкрофт. - Ты сделал это специально.
Да, - ничуть не смутился новый знакомый. - Ты бы слышал, какая она тупая! Во всей твоей позе больше интеллекта, чем в том, что она успела произнести с момента рождения.
Именно из-за большой любви к умным женщинам ты и потащил ее в темный угол? - скептически уточнил Холмс, хотя вовсе не намеревался продолжать этот разговор.
Она утащила меня - я просто не сопротивлялся. Было скучно, - парень покачнулся с носка на пятку. - А теперь нет.
Он улыбнулся снова, и Майкрофт подумал, что с этой его улыбкой что-то не так. Она была слишком идеальной и делала довольно красивое лицо практически совершенным. Под действием этой улыбки разбегались тончайшие морщинки вокруг глаз, две ямочки - одна чуть больше другой - появлялись на щеках, а сильный выразительный подбородок словно становился чуть мягче.
Холмс встревожился, осознав, что уже некоторое время молча смотрит на рот своего собеседника, а тот продолжает улыбаться и созерцанию не препятствует. Майкрофт сумел отвести взгляд от гладких губ Грега и посмотреть ему в глаза:
Ну что ж, Грег, желаю вам приятного вечера, - Холмс слегка отсалютовал ему бокалом и хотел с достоинством удалиться, но был остановлен вкрадчивым:
Ты один здесь?
Майкрофт дернул плечом.
Он напомнил себе, что только что в толпе мелькнула рыжая макушка Эверетта, с которым была запланирована четвертая из пяти очень важных встреч. Строгое самовнушение не помогло: темная шевелюра слегка вьющихся непослушных волос Грега завораживала Майкрофта больше, чем все рыжие дипломаты вместе взятые.
Видимо, уже нет, - с долей покорного смирения ответил Холмс.
Тогда мне нужен другой бокал, - сделал Грег шаг вперед. - И еще - твое имя.
Самым несчастным днем своей жизни Майкрофт бы назвал не тот ужасающий четверг, когда Грег ушел в последний раз, а какой-то другой - безликий - день, когда Холмс понял, что любовник больше не вернется. Тогда молоденькая Антея, будучи еще простым секретарем, а не полноправным личным ассистентом с целым рядом самостоятельных полномочий, вместе с утренней почтой и распечаткой важнейших мировых новостей принесла заметку об одном валлийском клубе из Второй, кажется, Футбольной лиги. На заглавном фото владелец клуба пожимал руку загорелому, стройному и улыбчивому новому тренеру, который, давая интервью местному журналисту, сообщил, что Лондон утомил его своим безумным ритмом жизни, лицемерием и равнодушием. “Я бы хотел как можно больше времени проработать вдали от Лондона”, - подчеркнул тренер Лестрейд в интервью.
Майкрофту удалось отменить все запланированные на тот день встречи. Вечер застал его в том же кабинете, бесславно напившегося и глотающего слезы.
На следующее утро он был безукоризненно выбрит, отглажен и с утроенной энергией принялся спасать страну. Антея больше никогда не приносила новостей про тренера Лестрейда.
Четыре года Майкрофту удавалось делать вид, что он все забыл, хотя почти каждую ночь ему снилась горячая кожа под его длинными пальцами, мозолистые сильные руки, обхватывающие член ровно так, как следует, твердые, покрытые золотистыми волосками бедра, доверчиво раздвигающиеся под ласками губ и языка.
Но потом Грега пригласили работать в Премьер-лигу, и притворяться, будто его не существует, стало гораздо проблематичнее. Зайдя однажды к брату без предупреждения, Майкрофт застал Шерлока за просмотром традиционного предматчевого интервью тренера команды-соперника. Тогда Шерлок еще регулярно выходил в основном составе и относился к изучению планов противника достаточно серьезно.
Узнав Майкрофта по звуку шагов, Шерлок не стал оборачиваться:
Этот Лестрейд даже не очень похож на идиота. Игроки у него не ахти, но расставил он их грамотно.
На экране ноутбука по-прежнему загорелый, белозубый, но чуть поседевший Грег что-то уверенно отвечал журналистам, оживленно жестикулируя, и Майкрофт вдруг покачнулся, увидев на левой руке блестящее обручальное кольцо. Без сил опустившись на ближайший стул, Холмс-старший буквально слышал, как с грохотом рушатся выстроенные за четыре года стены вокруг его истекающего яростной любовью сердца.
Плотину прорвало: с того вечера Майкрофт Холмс ни на мгновение не выпускал из зоны пристального внимания жизнь своего бывшего любовника. День, когда в спортивных СМИ появилась скромная заметка о разводе мистера и миссис Лестрейд, Холмс отметил бутылкой дорогого шампанского, уговорив Антею присоединиться к нему. Он не сказал ей, что именно они празднуют, но знал, что она умная девочка.
Именно она в конце концов предложила обратиться к Лестрейду с проблемой Шерлока. Антея делала акцент на трудностях молодого Холмса, описывая гнетущую атмосферу, в которой погибает талант младшего брата. Майкрофт уступил ее мягкому, деликатному напору, не ожидая, что Грег согласится. Когда Антея подтвердила обед в “Диогене”, руки Холмса ходили ходуном от вспыхнувшей лихорадочной надежды, которая разбилась вдребезги, стоило Грегу озвучить встречные требования.
Но увидев Грега так близко, ощутив его запах, услышав ставший чуть более низким и хриплым голос, Майкрофт поклялся себе, что сделает все возможное, чтобы вернуть любимого человека в свою жизнь.
Поэтому в субботу утром Холмс-старший планировал выехать в Ливерпуль, несмотря на недавнее предупреждение Грега, и присутствовать лично на игре с “Вест Бромвичем”.
Антея, узнав об этом, подарила ему новый галстук.
Без комментариев.
Если бы Джеймса Мориарти спросили, почему ему так хочется поиметь “Ливерпуль”, он бы послал говорившего к черту или, если бы был в благостном расположении духа, ответил бы, что болел за команду с детства.
Имени настоящей причины Джим не назвал бы никому и никогда, потому что признаваться в безответной щенячьей любви к самому Роберту Бернарду Фаулеру* было, по меркам Мориарти, очень унизительно. Любовь вообще была унизительна, считал Джим. Власть - вот что возвышает тебя над миром.
Семья Мориарти всегда жила в Ливерпуле, но футболом юный Джеймс не интересовался вовсе, пока в четырнадцать лет не попал с отцом на какую-то закрытую вечеринку для бизнесменов и местных знаменитостей. Робби Фаулер, которому только исполнился двадцать один год, был восходящей звездой. Он и несколько его друзей из команды, которых журналисты метко окрестили “Спайс Бойз”, были известными завсегдатаями вечеринок, модных показов и ночных клубов.
Уже невероятно циничный, но все еще впечатлительный Джеймс, пытаясь небрежно держать толстостенный стакан с виски (который по вкусу казался подростку чем-то средним между ядом и мочой дракона), шарахался по второму этажу дома хозяев, когда вдруг из-за угла на него выскочил парень. Из-за столкновения с высоким, крепким, устойчивым телом, стройный и легкий Джеймс упал прямо на задницу, расплескав ненавистный виски по ковру.