Опера
На третью неделю моих поисков работы я отправился на интервью в журнал по охране окружающей среды под названием «Терра», который искал служащего для телефонных продаж. В перспективе также была возможность писать и редактировать. Редактором журнала был тощий темноволосый человек по имени Джордж Каммингз. Он провел со мной беседу, и выяснилось, что он учился в Принстоне. Я заговорил о кампусе, как будто я тоже был выпускником. Это произвело на него впечатление. Кроме того, он выглядел так, как будто только что вышел из «Брук бразерс», и я подумал, что он оценит мою достойную внешность молодого джентльмена.
Однако я тревожился, что он заметит, что мои волосы редеют. Ему было под сорок, и его волосы были на месте. Мое же облысение начиналось за передней линией роста волос. Этот странный способ лысеть напоминает лес, деревья в котором поначалу кажутся здоровыми, но углубитесь в него, и вы увидите, что по лесу прошел огонь.
Но Джорджу то ли не было до этого дела, то ли он про – сто ничего не заметил – белокурые волосы не дают некоторым людям осознать, что на самом деле происходит, – и он был так очарован мной, что сказал:
– Я хотел бы, чтобы вы приступили на этой неделе, если возможно.
– Я могу приступить завтра, – сказал я. Вероятно, мне следовало выказать больше равнодушия, но он был того рода человек, с которым не хотелось играть в игры.
Я вернулся в квартиру в половине шестого и сообщил Генри добрые вести. Он сидел на своем стуле в углу, а я уселся на его кровать. Он был очень доволен, что я нашел работу, но проявил также и осторожность:
– Что это за журнал?
– По охране окружающей среды. Выходит раз в квартал.
– Может быть, прикрытие для порнографии.
– Я так не думаю. У него очень милое здание. – «Терра» располагалась на Шестьдесят шестой улице, рядом с Лексингтон.
– Это ничего не значит… но главное, у тебя есть работа. Теперь я уверен, что ты человек, который может платить за квартиру. Нужно позвонить родителям и дать им знать, что ты прокладываешь себе путь в большом городе.
Секунду я молчал. Следовало сказать ему. Было бы непристойно его дурачить. И я твердо произнес:
– Мне очень жаль, что я не сообщил об этом раньше. Мне всегда это было довольно трудно… Но оба моих родителя болели и умерли несколько лет назад.
Сердце колотилось. Генри, казалось, по-настоящему заметил меня в первый раз с тех пор, как мы с ним встретились. Я не смотрел на него, но чувствовал его пристальный взгляд. Прежде он смотрел на меня в некотором роде отстраненно, как будто я оказался на пути следующего события. Он произнес только одно слово, мрачным спокойным голосом:
– Да.
Что было странно. Он просто подтвердил то, что я сказал, и тем не менее в этом единственном слове прозвучало сочувствие. Я уже был готов отозваться дурацкой шуткой о том, что бросил персональную бомбу, но по милости Провидения зазвонил телефон. Это была одна из дам Генри, я прослушал их разговор до конца. Очевидно, его планы на вечер изменились.
Он повесил трубку и позвал меня.
– Мы должны отметить то, что ты нашел работу. Пойдем сегодня в оперу.
– Отлично, – обрадовался я. – Но ведь опера – дорогое удовольствие?
– Не будь таким пошлым, – сказал он. – Мы не платим. Аристократия никогда не платит. Ты увидишь, как это сработает, когда мы туда попадем.
Я был в восторге оттого, что Генри хочет сделать что-то вместе со мной. Приблизительно в восемь часов вечера мы оба были готовы, одетые в блейзеры и плащи цвета барракуды. На плаще Генри было несколько грязных пятен, но они, похоже, его не волновали.
Мы вышли из квартиры и направились к автомобилю Генри, который я увидел в первый раз через три недели совместного проживания. Я предложил отправиться в «паризьене» но он захотел поехать в своем «скайларке».
Мы с Генри являли собой атипичное домашнее хозяйство, в котором имелось две машины и два индивидуала-владельца. Представление о том, что у жителей Манхэттена нет машин, как выяснилось, просто-напросто миф. Количество машин, припаркованных на ночь на улицах Верхнего Истсайда, оказалось поразительным. Более того, автомобили существовали не сами по себе, вокруг них клубилось тайное мощное население – их владельцы, которые повиновались непреложным законам парковки. Эти невидимые люди шныряли поздним вечером или рано утром туда-сюда, передвигая свои машины, словно усердные фермеры, пашущие поле один день с одной стороны, а следующий – с другой. Я был одним из таких автофермеров, как и Генри.