– Разумеется, нет, – сказал я. – Особенно после того, как он, может быть, украл вашу пьесу.
– Точно. Мы можем заманить его сюда, предложив шнапс, а затем связать и пригрозить передать иммигрантским службам, если он не вернет пьесу. И не бросит Вирджинию. Мы должны подумать и о ней. Конечно, он может быть очень силен. Горбатые часто очень сильны. И может быть, он знает пару ударов. Ну, сейчас не время об этом думать, плохо думать о чем-то перед сном… Я беру свои затычки… Ты впустил кота?
– Кота?
– Это то, что люди говорят друг другу перед тем, как лечь спать.
– О да… кот на месте.
– Хорошо. Я вставил обе затычки и потерял радиоконтакт. Gute Nacht!
– Доброй ночи, – сказал я, но он меня уже не слышал, и я на цыпочках пробрался по оранжевой дорожке к своей кровати.
Глава 3
Я чувствую себя связанным с женщинами по всей Америке
Мне нравилась работа в «Терре». Приятно было каждый день тщательно одеваться и повязывать другой галстук. У меня было десять галстуков для двухнедельного чередования.
В Принстоне у меня было всего семь галстуков, но я увеличил их количество, когда однажды в субботу вечером Генри взял меня в благотворительный секонд-хенд на Второй авеню, где я подобрал себе три галстука, две синие оксфордские куртки с наклейками «Пол Стюарт» и рыжеватую спортивную куртку. Качество всех этих вещей было высоким, потому что это был Верхний Истсайд, и обошлись они мне приблизительно в пятнадцать долларов.
Генри взял меня в секонд-хенд, потому что ему понадобилась чистая рубашка, а топтаться в душе на этот раз ему было лень.
– Некоторые люди идут в прачечную-автомат. Я иду в секонд-хенд, – объяснил он.
Каждый день, когда я утром отправлялся на работу, Генри еще спал, так что квартира была погружена в кромешную тьму. Мое окно, выходящее на вентиляционную шахту, не пропускало прямого солнечного света, так что я никогда не знал, что творится снаружи, пока не оказывался на улице. И был ли день серый или ясный, дневной свет всегда действовал на меня словно шок, доставляя, однако, приятные ощущения после квартирной тьмы.
Я шел по Девяносто шестой улице к метро и потом, когда стоял на платформе, ожидая поезда, надеялся, что люди вокруг меня думают: «Вот молодой джентльмен направляется в офис».
На Лексингтон-авеню, прежде чем подняться в «Терру», я заходил в кулинарию и заказывал себе кофе и пшеничный ролл с маслом. Мне хотелось, чтобы меня принимали за постоянного посетителя. Я пытался установить раз навсегда заведенный порядок.
В кулинарии я свел знакомство с молодым кассиром Роберто. Его волосы были черными как смоль, маслянистыми и очень густыми. Каждый день, когда он наклонял голову, вынимая сдачу из кассы, я тайком исследовал его волосы, не без чувства благоговения и зависти, потому что не видел признаков облысения. Согласно моему диагнозу, волосы его никогда не предадут.
Роберто вечно болтал о «Никс» с другим служащим кулинарии, и я, будучи фанатом «Никс», тоже умудрялся вставить несколько замечаний. Хотя это не совсем согласовывалось с моим представлением о молодом джентльмене – едва ли ему следовало быть баскетбольным болельщиком. Но дело в том, что, когда мне было девять лет, я некоторое время общался со старшим кузеном, который приехал к нам на несколько недель, а он был фанатом «Никс». Так что с того самого времени я к ним привязался.
Я начал заходить в кулинарию в преддверии сезона, и мы с Роберто имели большие надежды на нашу команду. Мы каждый раз обменивались одинаковой информацией, которую получали из газет, но пересказывали ее по-разному, так что казалось, что мы хорошо осведомлены. Я с нетерпением ждал встречи с ним по утрам и бывал раздосадован в тех случаях, когда его не было.
После кулинарии я отправлялся к себе в офис, где мне выделили маленький кабинетик. У нас был небольшой персонал, восемь человек: Джордж, редактор, четыре женщины, двое мужчин и я. Двум женщинам было под шестьдесят, и они были замужем, другие две были свободны. Одна из незамужних девушек, Мэри, чрезвычайно привлекательная, причиняла мне страдания, которые вечно причиняют хорошенькие, чистенькие блондинки с тонкими руками – в ее присутствии я испытывал физическую боль, словно меня ударили в живот. Кроме того, рядом с хорошенькими девушками я словно испарялся. Я был не способен сказать ни одной интересной вещи.
Мэри провоцировала во мне все эти симптомы. Я чувствовал, что сражен ее красотой. Я тщательно подмечал, как ее тонкая фигурка двигается под свободными блузками и легкими шерстяными брючками. Я нюхал воздух, когда она проходила мимо, и старался задержать запах духов в ноздрях так долго, как только возможно. Эти переживания были слишком болезненными, так что я старался всеми силами избегать ее. С остальными коллегами я был тих и застенчив.