Я вычистил зубы над раковиной в кухне, осознавая, что мой уход поменял нас с Генри ролями. Обычно я был тем, кто сидит дома, тогда как у Генри были планы на вечер или преподавание.
Я надеялся, что однажды он снова предложит мне сходить в оперу или попросит помочь сопровождать Вивиан Кудлип и ее внучку, но Генри никуда меня не приглашал, а я не хотел беспокоить его просьбами и выглядеть нахлебником.
Так что я испытывал чувство удовольствия оттого, что ухожу в город и оставляю его одного.
– Куда ты идешь? – спросил Генри, когда я открыл дверь.
Он почувствовал по моему виду (аккуратно причесанные волосы, спортивная куртка и водолазка хороши для октябрьской прохлады), что я собираюсь сделать что-то особенное. Обычно я выходил только для того, чтобы отправиться в китайский ресторан на Второй авеню. Однако я не ожидал, что он напрямик меня спросит, куда я отправляюсь, выказав настоящий интерес. Он поймал меня врасплох, и я инстинктивно солгал:
– Намереваюсь навестить друзей в Виллидже.
– Не верю. «Друзья в Виллидже» звучит словно Бенбери. Это хорошо. Не говори мне правды… Откуда этот Бенбери? – неожиданно поинтересовался он, глядя на меня словно профессор. Разбор бумаг его вдохновил.
– Из Уайльда. «Как важно быть серьезным».
– Ты хорошо знаешь Уайльда. Может быть, ты идешь к своему коллеге? С этого часа, когда мы будем выходить, давай говорить друг другу, что отправляемся навестить Бенбери. Чем меньше мы будем знать друг о друге, тем лучше уживемся.
– Знаю, вы мне говорили.
– Ну, это ключевой вопрос образования. Повторение.
– Отлично. Значит, я отправляюсь повидать Бенбери. – С этими словами я покинул квартиру. Тест с Бенбери заставил меня почувствовать себя одновременно хорошо и плохо. С одной стороны, Генри понимал, что я начитан, и это было прекрасно – я желал его одобрения. Но с другой стороны, он опять подчеркнул, что мы не должны по-настоящему знать друг друга, и это меня печалило. Конечно, мне не хотелось, чтобы он проник в мои тайны, и он мгновенно почувствовал, что я что-то скрываю, но в то же время я хотел, чтобы мы были близки, а это обычно означает, что один раскрывается перед другим.
Перед тем как отправиться к «Салли», я зашел в китайский ресторан и в одиночестве пообедал. Настроение улучшилось, когда я уселся в «паризьен» – его салон – гостиная и мощный двигатель поддерживали мой моральный дух. Приободрившись, я промчался по ночной Парк-авеню с чувством победителя. Широкий капот передо мной был похож на ковш экскаватора. Я был мощней остальных автомобилей, наравне с такси.
Конечно, размеры «паризьена» имели свои отрицательные стороны. В том числе из-за парковки. Каждый вечер, когда я выезжал на машине, приходилось искать место. Я даже молился, чтобы ее припарковать, и очень тщательно, поскольку нуждался в особенно просторном месте.
Я рванул в центр на Сорок третью улицу, но поставить автомобиль рядом с «Салли» и тем запятнать его я не мог. Поэтому припарковал «паризьен» на Девятой авеню (там было полно места) и пошел на восток. Я проверял номера домов на Сорок третьей всю дорогу до Восьмой авеню, которая светилась, словно Токио, из-за неоновых вывесок многочисленных пип-шоу.
Я перешел проспект и, двинувшись дальше на восток по Сорок третьей, вскоре заметил две маленькие вывески пип-шоу, а за ними неприметные стеклянные двери. Сквозь стекло виднелось картонное объявление выцветшими розовыми буквами – «У Салли». Слева от объявления находилась тускло освещенная лестница с красным ковром. Мои ноги ослабели, желудок нервно сжался. Мне хотелось и не хотелось войти. Я боялся.
Чтобы подбодрить себя и обрести мужество, я двинулся дальше на восток и заметил на другой стороне улицы примерно полдюжины грузовиков, развозивших «Нью-Йорк таймc». Что они здесь делали? На одном из величественных зданий через дорогу светилась неоновая вывеска с часами и безошибочно узнаваемым логотипом «Таймc». Клуб «У Салли» находился по другую сторону от самой знаменитой газеты в мире. Большую часть своей жизни я был преданным читателем ее спортивных страниц.
Я испытал восторг туриста и в то же время понял, что попался. Как я могу войти в свой только что найденный клуб трансвеститов-транссексуалов, если «Нью-Йорк Таймс» смотрит на меня? Меня возмущало ее присутствие. Она встала на пути моего приключения. И что вообще делает «Таймc» в этом районе по соседству с пип-шоу? Сорок третья улица больше подходила для «Пост» или «Ньюс». Я не стал бы смущаться перед лицом этих газет. И тут я осознал, откуда Таймс-сквер взяла свое название.