Я не мог поверить, что Генри и этот бродяга, маленький рыжеволосый человечек, которому на вид можно было дать лет тридцать, умудрились поднять кушетку на четыре лестничных пролета. Я решил, что у Генри случился припадок ярости против блох и он выместил его на старой кушетке, выбросив ее. Гнев, в свою очередь, придал ему столько энергии, что он оказался в состоянии втащить наверх другую кушетку. Он был в самом деле потрясающий. Я сказал:
– Я потрясен тем, что вы втащили ее сюда.
– Ну, танцы поддерживают меня в форме, хотя я могу себе что-нибудь разорвать и, вероятно, умру во сне.
– Это раскладная кушетка?
– Да, и Гершон устроил так, что она прекрасно раскрывается. У нее очень хороший матрац.
Генри принялся покрывать кушетку белыми пластиковыми мусорными мешками из супермаркета.
– Пластик для того, чтобы защитить вас от кушетки или кушетку от вас? – спросил я.
– И то и другое, – сказал он. – Я подержу его несколько месяцев. Это должно стерилизовать ее. Еще у меня есть пластиковая простыня для матраца. Дерматолог сказал мне, что блохи не выносят пластика. Они не могут в нем выжить. Ну, они могут немного посидеть на карнизе для занавесок, но нуждаются они в человеке.
Когда кушетка была застелена пластиковыми мешками, Генри уселся на нее с таким видом, как будто пробует на вкус вино. Потом он вышел из задумчивости и сказал:
– Знаешь, когда мы с этим бродягой брали кушетку, из окна на меня посмотрели две собаки. У них были очень грустные глаза. Должно быть, это была их кушетка. Они начали лаять. Думаю, они пытались предостеречь меня, что в кушетке блохи! Для нас, бедных, нет никакого выхода. Я сменил одну зараженную блохами кушетку на другую. Это, должно быть, эпидемия. У всего города блохи!
«Он увидел кусок сыра и произвел опустошение»
На следующее утро, когда я был на работе, секретарша позвонила мне по интеркому.
– Доктор Гаррисон на первой линии, – сказала она.
Это был Генри. Он представлялся доктором, когда чувствовал в этом нужду. Он сказал мне, что получил докторскую степень по драматургии в Парижском университете в пятидесятых годах. Однажды, с нежностью вспоминая о времени, проведенном во Франции, он сказал:
– Несмотря на общественные посещения Лувра, в Европу все еще стоит ездить. Когда они прекратятся, культура умрет.
Я нажал кнопку, переключив линию:
– Генри?
– Луис?
– Да, это я. Вы в порядке? Есть проблемы? – Генри никогда не звонил мне на работу за все время, пока я снимал у него комнату.
– Прости, что побеспокоил тебя, но я собираюсь установить бомбу против блох, так что не возвращайся раньше шести, в противном случае ты умрешь.
– Благодарю за предупреждение, – сказал я.
– Есть шанс, что я что-нибудь сделаю не так и погибну.
– Ну, надеюсь, что нет. Вы ведь прекрасно справились с бомбами против тараканов.
– В случае моей смерти свяжись с моим кузеном в Чарлстоне, Южная Каролина. Его зовут Филип Гаррисон. Он хирург-травматолог, но давно в отставке; он вечно не знал, какую из ног ему оперировать. Он захочет, чтобы меня похоронили на кладбище для бедняков, но скажи ему, что моя пенсия за колледж уйдет на оплату похорон.
– Хорошо… но вы не умрете. – Мне не нравилось думать о том, что Генри умрет.
– И никаких церемоний. Только один священник за гробом… после короткой поминальной мессы на латыни. Богослужение должно быть обязательно на латыни. Проведите ее в семь вечера, тогда никому не придется рано вставать… Я должен это записать, но ты запомни.
Он наслаждался своей фантазией, так что я сказал:
– Что могу – сделаю.
– Ты занят сегодня вечером? – спросил он. – У меня есть две подруги-леди, которых нужно сопроводить на открытие Исторического общества.
– Ну, я…
– Я могу продвинуть тебя социально. И там, вероятно, будет еда.
– Ну конечно, очень рад. – Я наконец получил шанс стать членом эскорта, рыцарем сопровождения.
– Мы забираем их в полвосьмого.
– Увидимся дома после шести.
– Да, но не раньше. Я не хочу звонить твоей тетушке с горестным известием, что прикончил тебя блошиной бомбой.
Вечером после работы я направился в метро и снова увидел бездомного с волосатой грудью и без рубашки, хотя было начало декабря и холодно, но, похоже, он этого не замечал. Он улыбнулся мне, когда я приблизился.
– Собираетесь помочь мне сегодня? – спросил он, словно бы вспомнив меня, и протянул открытую ладонь.