Поскольку дерзкий ворюга оказался не японцем, а китайцем, наше высокое начальство распорядилось перевезти его из Читосэ в Саппоро, чтобы разбираться с ним в главном управлении. Послали за ним как раз этих самых бедолаг – Инагаки и Хасегаву – молоденьких лейтенантиков, попавших к нам на службу почти сразу после окончания Токийского института иностранных языков. Гуманитариям у нас сейчас с работой по профилю не везет, даже если ты вполне прилично владеешь тем же самым китайским. Ребята слепыми котятами потыкались в университеты и фирмы, где им методично давали от ворот поворот, и от безысходности пошли на шестимесячные курсы офицеров полиции, куда попасть особого труда не составляет, ибо зарплаты у их выпускников такие, что даже не самые капризные и требовательные девушки с ними гулять отказываются. Благодаря своим светлым филологическим мозгам курсы они окончили успешно и распределились к нам в управление, благо с китайцами на Хоккайдо проблем из года в год все больше и больше становится, как, впрочем, и по всей Японии. Учитывая их сугубо гуманитарные наклонности и тщедушное телосложение, начальство серьезной работой их не баловало. Два года они дисциплинированно просидели на письменных переводах тоскливых протоколов и скучнейших справок, и вот аккурат три года назад им было поручено первое, на их взгляд, настоящее задание: конвоировать на расстояние аж в сорок километров, разделяющее Читосэ, где расположен главный саппоровский аэропорт, и собственно Саппоро, коварнейшего китайского вора-рецидивиста, к их глубокому сожалению невооруженного, но по-прежнему опасного, да еще и с просроченной визой. Исполнительные Инагаки и Хасегава сели в служебную «тойоту» и отправились в Читосэ. Добраться туда можно двумя основными путями: прямиком по скоростной магистрали или по шоссе № 36, с той лишь разницей, что за скоростную надо платить семьсот пятьдесят иен в один конец, а по 36-й дороге едешь бесплатно, расплачиваясь, впрочем, за эту халяву бесконечным стоянием на бесчисленных светофорах. Денег на скоростную ребятам в бухгалтерии не дали: дело, сказали, несрочное, да и велика честь для какого-то там китайца ехать по нашему родимому Хоккайдо с ветерком и шиком за счет средств японских налогоплательщиков. Короче, поехали лейтенантики по Зб-й забесплатно и, соответственно, без ветерка, хотя, справедливости ради, стоял октябрь уж на дворе и не самые теплые ветра дули уже в полный рост.
В городском управлении Читосэ им под расписку выдали нагло поправшего благородные законы и незыблемые традиции великой Японии гражданина КНР с невыговариваемой фамилией и еще менее выговариваемым именем. Они на всякий случай нацепили на него наручники – руки, правда, за спину заводить не стали, чтобы сидеть ему было удобнее, затолкали его на заднее сиденье своей черно-белой «тойоты», Инагаки плюхнулся рядом, а Хасегава, соответственно, взялся за руль. Тут-то и начался весь этот, как сказал бы Ганин, «советский цирк глазами зарубежных гостей», обеспечивший сочным фактическим материалом нашу обширную управленческую мифологию. Едва они выехали за пределы Читосэ, китаец попросился по большой нужде. Ребят подвело их знание китайского языка: окажись на их месте кто другой, ну, скажем, элементарные опера, которые и по-японски-то не ахти – какой уж там китайский! – ничего этого бы и не случилось. Помычали бы опера чего-нибудь, закурили по очередной – и все. Но, как назло, гуманитарно подкованные на свои яйцеобразные головы лейтенантики по-китайски понимали, причем понимали неплохо – в столице все-таки обучались, куда операм до них! Китаец же до ветра попросился именно на своем родном языке, потому как за неполные девять месяцев хоккайдской стажировки и безвизовой каторги у немногословного деда-плантатора по-японски он говорить не научился: стажерские лекции и практические занятия по выращиванию картофеля в условиях регионов с холодным климатом у него через переводчика проходили, а дед-рабовладелец был беззубым и шамкал невесть чего, так что его при последующих допросах наши мужики тоже не с первого раза понимали.