Так или иначе, но благодаря утонченным эстетам Инагаки и Хасегаве наше управление получило возможность каждый год, 30 сентября, оттягиваться по полной программе. Вот и сегодня, в течение всего дня, с утра до вечера, оба бедолаги заняты исключительно тем, что убирают со своих столов горки резиновых и пластиковых, но весьма натуральных и выразительных спиральных пирамидок, кстати, китайского производства, которые каждый из нас считает за честь покупать заранее в магазинчиках, где торгуют всякой развлекательной дребеденью для праздников и вечеринок. Начальство нас в этом начинании поддержало, и каждый из полковников ежечасно дергает к себе Инагаки и Хасегаву, освобождая их столы для подбрасывания очередной кучки китайского дерьма. Ребята дуются, конечно, тем более что история эта, спасибо всеядным телевизионщикам, прогремела по всей стране, но сделать ничего не могут. По-человечески их, конечно, жалко: после такого позора им капитанских званий ждать в два раза дольше положенного, но, в конце концов, эти чистюли-белоручки сами виноваты. Работа наша такая, что, не замаравшись в дерьме или, по крайней мере, им не надышавшись, никаких достижений по службе не добьешься.
Когда я вышел во двор отарского управления, у входной лестницы меня уже дожидалась цивильная «тойота-краун», к удивлению моему очень даже приличная и как-то не вязавшаяся со скромными интерьерами местного заведения, а подле нее стоял все тот же Сома с дощечкой в руках, поверх которой на зажиме белела стандартная справка, требующая моей собственноручной подписи или именной печати. Я шлепнул свою печать в трех положенных местах, попрощался с Сомой и покатил по направлению к скоростной. Правда, на скоростную я выехал не сразу: пришлось сделать небольшой крюк, заехать в требуемую лавку и купить пару пирамидок фекалий. Я рассчитал, что Мураками я смогу доставить в отель к семи, а Инагаки с Хасегавой будут торчать в управлении где-нибудь до девяти. Так что я оставлял за собой реальную возможность подкинуть им к вечеру свою порцию столь ненавистных для них испражнений.
Как только две резиновые, вполне натуральные, кучки китайского дерьма были закуплены, я с чистой совестью въехал на хайвей и безжалостно погнал не самый дешевый «краун» по направлению к Читосэ.
Глава 3
Что моментально нагнало на меня сон: мерное, убаюкивающее подрагивание роскошного «крауна» на стыках бетонных плит, которыми вымощено скоростное шоссе, или продолжение утренней затуманенности – сказать было трудно. Дурацкой привычки петь за рулем у меня никогда не было и нет до сих пор (впрочем, кто его знает, чего еще выкинет мой непредсказуемый организм поближе к неминуемой старости); радио слушать ненавижу – что хорошего может сказать радио вообще и японское в частности; мини-дисков с моими любимыми песнями в казенном «крауне» почему-то не оказалось, и в борьбе с обволакивающим сознание липким сном мне пришлось туго. Больше восьмидесяти километров в час я предусмотрительно выжимать не стал и все свои ослабевшие под натиском Морфея силы со ступни правой ноги перенес на шейные мышцы и позвонки, поскольку на них только и оставалось надеяться моей тяжелой, дурной голове, неумолимо склонявшейся к послушному рулю каждые две минуты. В борьбе со сном я попытался даже малость пофилософствовать на тему сегодняшнего своего неожиданного рандеву с прекрасной русской незнакомкой (а что, в сущности, я узнал о ней такого, что могло бы позволить мне считать своей знакомой?), но как только пришел к выводу, что меня сейчас тянет не столько спать, сколько – в постель, испугался этой откровенно похотливой мысли и автоматически по-кошачьи помахал у себя за левым ухом рукой, гоня прочь дьявольский искус.
Чем ближе я подъезжал к Саппоро, тем невыносимее становился трафик, и когда я въехал на территорию города, обе полосы не самого, кстати сказать, широкого в Японии хайвея оказались забиты четырехколесными жителями непритязательных предместий, возмечтавшими поскорее, до вечернего часа пик, прибыть к обеденным столам и манящим – опять-таки – постелям. И в своих традиционных для нас, японцев, наивности и суетливости они, сами того не желая, запрудили автостраду до практически пробочного состояния за целых полтора часа до того, как этим самым пробкам положено образовываться. После Саппоро назойливый рой разнокалиберных автомобилей стал постепенно рассасываться, и к Читосэ я подъезжал уже на нормальной мужской скорости, разогнав вокруг себя докучливых попутчиков и сонные тучи. И едва я сошел со скоростной, как вдруг физически ощутил полный отлив сна. То ли это, подобно мине замедленного действия, сработал ивахаровский кофе, то ли впереди ждали занятные приключения, которые пока еще не были постижимы моему разуму, но уже ощущались моей необычайно чувствительной сегодня, несмотря на понедельник, плотью.