Связь оборвалась, так и не начавшись.
Лёшка перезвонил через несколько секунд, и заговорил почему-то шёпотом.
— Нет, — сказал, — я сегодня не могу встречаться. Давай завтра. Не могу, правда.
— Конечно, Лёх, — ответил Новиков ещё разгорячённый после разговора с Ларкой и радостный хотя бы тому, что у него есть друг, и друг ответил, говорит вот.
Отключился, дошёл до остановки, уселся в троллейбус и стал думать, отчего Лёшка шептал. Заболел, что ли?
«Потому что шёпотом куда проще сказать неправду», — вдруг ответил сам себе.
* * *
Дома, на кухне, сидел брат матери — дядька Новикова.
Открыв дверь, Новиков сразу вспомнил, что дядька в своё время отбывал.
Деваться было некуда, скинув куртку, Новиков, прошёл на кухню поздороваться.
— Садись, посиди, — сказал дядька.
«Датый уже», — заметил Новиков.
Мать, едва сын уселся, сразу поднялась, посуетилась у плиты — вернулась с полной тарелкой жареной картошки, печёнка дымилась, густо наваленная, как после боя…
Новиков привычно косился на мать, будто намекая: мне все эти посиделки даром не нужны. Однако сам уже догадался, что после Ларки и Лёшки ему, напротив, очень хочется поговорить.
Дядька вытащил из-под стола бутылку водки — она стояла возле его ноги, оказывается.
«Дурацкая привычка какая-то, — подумал Новиков, — Украдут, что ли, эту бутылку…»
— Дай-ка сыну стопарь, — сказал дядька.
Чокнулись. Выпили.
Дядька ничем не закусывал, смотрел на Новикова как сыч.
— Тюрьма вещь особая, — сказал дядька, наконец, — Тюремную жизнь лучше изучить заранее, потом легче будет.
— Это вы зачем мне всё это?.. — неопределённо спросил Новиков.
— Слушай, — сказал дядька твёрдо.
Мать почему-то во всё это не вмешивалась, сидела безропотная, как на исповеди.
— Есть два зверя — они самые опасные на зоне. Один может поселиться на тебе, другой в тебе. На тебе — вошь. В тебе — петух.
Новиков хмыкнул, поскорей пытаясь разобраться, кто из названных существ разместится на нём, а кто в нём, тем временем отодвинув от себя тарелку с картошкой. Дядька, кстати, тоже отодвинул свою. Получилось вроде как Новиков сходил е2 — е4, а дядька ответил тем же.
— Вошь в тюрьме непобедима, она на любой красной зоне выживает — а сейчас все зоны красные. Смотри, как победить вошь. Кипятишь тазик воды. Крошишь туда мыло — лучше дегтярное. Кладёшь в тазик одежду — ну, трусы там, майку, — и закрываешь сверху тазик минут на тридцать. Вши там все передохнут. Но это твои вши — есть ещё чужие. После стирки швы на одежде смазывай хозяйственным мылом. Ну, знаешь — хозяйственное мыло…
— Да, видел, — ответил Новиков.
— Вот, — порадовался дядька, — Когда вши смазаны… то есть, когда швы смазаны мылом, вши не могут зацепиться за швы.
— Вши за швы, швы за вши, — повторил Новиков.
— Да, — согласился дядька.
— Мам, это зачем всё? — ещё раз спросил Новиков, пытаясь заглянуть матери в глаза.
— Другой зверь — петух, — продолжил дядька, — Но это мы лучше без матери поговорим. Слышь, сестра?
От петуха Новикова спас звонок — пришёл отец.
Новиков поспешил его встретить, отец как-то странно поздоровался, стоя боком и руку не подав. Мельком глянул на сына, и начал что-то там на шее поправлять у зеркала.
Пожав плечами, Новиков прошёл в свою комнату.
Дядька туда заявился уже минуты через полторы, не став дожидаться отца на кухне. У них с отцом всегда были отношения натянутые. Отец считал его натуральным дегенератом и втайне подозревал, что родовая дегенеративность отчасти распространяется и на мать, но она старается это скрыть.
Когда дядька входил в комнату, Новиков заметил, что в прихожей стоит незнакомая тётка, развязывающая на себе столь многочисленные тёмные платки и шали, словно она была чёрной капустой.
Дядька присел в кресло, и только сейчас Новиков заметил, что с собой гость принёс бутылку, которую тут же расположил ближе к стеночке — а сам начал озираться в поисках стакана.
— Из горла не могу, — пожаловался дядька, — У тебя нет что ли стакана в комнате?
— Зачем? — поинтересовался Новиков.
— Книги одни, — сказал дядька задумчиво, без осуждения, — Я тоже читал, пока отбывал… Там были… книги тоже…
Новиков не знал, куда себя деть.
— Мне нужно умыться, — сказал он, и поспешил в ванную.
Включил там воду и долго смотрел на себя. Потом вспомнил, что у него сигареты в кармане, и присел на край ванны покурить. Вообще мать таких вещей не позволяла ни ему, ни отцу — но сейчас-то можно, сейчас особый случай.