«Ларка!» — в который раз подумал Новиков, но это ещё почти во сне. Пробуждаясь, он в полубреде распросонья попытался успокоить себя, решив, что родители вдруг вернулись с дачи. Когда же уселся на диван и протёр глаза — уже наверняка знал, что это опер. Не сдержался и приехал ночью.
«Неужели они прямо дома будут меня…» — подумал Новиков, не находя нужного глагола — меня что? мучить? пытать? топтать?
Он даже успел вспомнить, что один сочинитель делил мужчин на обладающих длинной волей, каковых меньшинство, и — короткой волей, что тоже достаточная редкость. Остальные воли вообще лишены. Новиков с грустью признался себе, что воля у него короткая — и, похоже, больше не вырастет.
В дверь ещё несколько раз с промежутками позвонили.
Новиков поднялся, и, не дыша, пошёл к глазку.
Приник к нему и сразу увидел опера. Отпрянул лицом, как ужаленный в глаз, развернулся и сел на корточки, вжимаясь затылком в дерматин дверей.
Он бы повыл, но боялся, что из-за двери его точно услышат. Новиков зажмурился, и только зажмурившись, вспомнил, что опер почему-то был в майке.
Вскочил, ещё раз посмотрел в глазок: Господи, милый мой Боженька, да это сосед.
В раз забыв где у него и какие замки, Новиков бросился открывать дверь, с таким рвением, как будто сосед ему принёс весть о вечной отсрочке от тюрьмы, сумы, армии и Гарика.
— Чего? — спросил Новиков, улыбаясь и слегка приплясывая.
— Мать дома? — спросил сосед.
— Нет, — ответил Новиков.
— Ну, тогда ты дай сотку, — сказал сосед.
Мать, в виду того, что отец пил мало, не считала пьянство тяжким грехом — зато позволяла себе одалживать соседу сверху и ещё одному — этажом выше, считая это благим и нужным делом; тем более, что оба эти соседа каждый август помогали отцу подделывать дачу, а матери собирать картошку — отец совместной работы с матерью не переносил.
— А сколько времени? — спросил Новиков.
— А ты что, как магазин, только до двадцати трёх выдаёшь? — спросил сосед неприветливо.
— У меня нет, — сказал Новиков.
— Без пятнадцати одиннадцать, — ответил сосед почему-то на предыдущий вопрос, видимо посчитав реплику Новикова про то, что у него нет, излишней и вообще не звучавшей.
Новиков пожевал губами, разглядывая соседа и удивляясь себе, как же он мог его спутать с опером.
— Магазин продаёт до двадцати трёх, — сказал сосед несколько раздражённо.
— У меня, правда, нет, — ответил Новиков и закрыл дверь.
Постарался, как можно быстрей забыть, что напугался опера, — и просто заснуть.
И получилось.
Сосед между тем не унялся. Он снова позвонил. На этот раз уже было утро, а подходящего сна под звонок не случилось.
Зато Новиков почувствовал, что отлично выспался.
«Наверное, еле ночь перетерпел, — подумал он иронично о соседе, — Продают-то с девяти утра…».
Новиков не стал влезать в тапки — утром это получалось у него плохо и не метко, а пошлёпал босой к дверям. На всякий случай всё-таки глянул в глазок, — действительно сосед.
И только когда уже провернул замок, вдруг понял, что на этот раз сосед был не в майке, а в лёгкой кожаной куртке, которой никогда не носил.
Замок уже был раскрыт, дверь Новиков ещё не распахнул, и стоял, привалившись к ней плечом, держась горячей и мокрой ладонью за ручку.
— Да ладно, открывай, раз уж начал, — совсем близко произнёс знакомый голос, и Новикова толкнуло дверью в грудь.
— Один я, один, не ссы, — бубнил опер, давя на дверь.
Новиков отступил, смешно перетаптываясь пятками.
Опер зашёл, глянул Новикову через плечо, в комнату, прислушался и спросил не без некоторой даже приветливости:
— Один? Уехали родаки-то? Я как знал. Привет. У меня разговор к тебе на пять минут.
Новиков стоял пред опером в трусах, и чувствовал себя отвратительно.
— Может, оденешься? — предложил опер, — А я тебя внизу подожду. Я там в машине. Ага?
Он назвал нерусскую марку, блатные цифры госномера, и вышел, бережно прикрыв за собой дверь.
Новиков, сам себя не помня, вернулся в комнату, упал на кровать и накрылся одеялом.
«Позвонить Лёшке? — подумал, — Ларке?.. Или этим, как их… защитникам прав? Полицию вызвать? И что я им скажу: ко мне приехал опер, ждёт меня в машине?»
Какое-то время Новиков лежал под одеялом, пытаясь убедить себя, что он спит. Ничего нет вообще, ничего не было.
Потом встал и начал одеваться.
Опер сидел и слушал музыку. Когда Новиков подходил, опер выдул дым в окно и радостно улыбнулся.
«Чёрт знает что», — подумал Новиков, с трудом не улыбнувшись в ответ.