Они строили прочно, надолго, жили этими стройками и даже в неудобствах, времянках не чувствовали себя временными. Заводили семьи, растили детей, возили их со стройки на стройку, а потом дети становились помощниками и такими же одержимыми, как их отцы. Кто такой Игорь? Сын железнодорожника-строителя, машиниста локомотива Иосифа Еремеевича Карнышева, младший брат железнодорожника-строителя, водителя автомотрисы Бориса Карнышева. А кто такой парторг Кузнецов? Сын кадрового путейца, возившего по железнодорожным стройкам всю свою большую семью, в которой нынешний парторг был пятым ребенком. А теперь сам он строитель, и его сын Володька хоть и мечтает о речном училище, а прикладывает руки к отцовской стройке: и лопатой, и ломом орудует, и тащит из-под насыпи каменищи — приваливает древки предупреждающих знаков, чтоб прочнее стояли. И кто знает, не завлечет ли его БАМ настолько, что поменяет он зыбкую голубую мечту на стремительный, дерзкий разбег «дороги века».
Петька знал теперь, какой незаменимый, великолепный работник Анатолий Демидович Тарасевич — тот самый начальник станции, которого принял он поначалу за печника. Когда вечером того же дня увидел его в коридоре конторы — в форме, «при полном параде», с золотыми нашивками, свежевыбритого, подтянутого, — не узнал сразу. А «тетя Нина» — Нина Ивановна Каспирович, дежурная по станции, оказалась ветераном-строителем. Вместе с мужем, старшим дорожным мастером Иваном Ивановичем Кислым, прокладывала дороги в Белоруссии, Карелии, Сибири и Казахстане. На БАМ они приехали, отстроив дорогу Гурьев — Астрахань.
Легкая «агээмка», пренебрегая ограничениями, обязательными для локомотивов, неслась крутыми извивами у подножия сопок, выскакивала на просторные поляны, на берега рек, оказывалась в коридоре великолепных своим мрачным величием придорожных скал. Она миновала расположенный чуть в стороне, в низине карьер, хорошо просматривающийся с дороги. Над карьером семью густыми облаками вилась пыль, семь ковшей экскаваторов метались над жадными, ненасытными кузовами самосвалов, нагружая их тем самым балластом, о котором заботился молодой начальник участка Александр Иванович Терещенко.
Петька поискал глазами, нашел в самом дальнем конце карьера еще одно облачко и успел угадать в нем контуры восьмого экскаватора. «Все работают, — отметил он про себя. — Починили...» И удовлетворенно улыбнулся, довольный и тем, что починили, и тем, что он как бы причастен к этому через услышанный телефонный разговор. Он снова подумал, что ничего еще не добился, что ему определенно и убедительно отказали повсюду и в Аносовский он едет на авось. И снова ни на миг не пожалел о содеянном. Потому что... ведь он не просто катил сейчас по дороге, которой не было еще для пассажиров и грузов, — он прикасался душой, разумом, всей своей начинающейся жизнью к явлению значительному.
Игорь предупреждающе подтолкнул Петьку, скосил глаза в сторону мелькавших за окном лиственниц. Парторг отодвинулся от стекла, сказал репортеру:
— Смотрите внимательнее. Слева будет просека старой дороги.
Тот выжидательно вскинул аппарат, замер, вглядываясь в желто-бурую, уже по-осеннему порыжевшую здесь тайгу.
Дорога торопилась к станции с горячим и неслучайным названием «Штурм»: брали ее строители как в бою — штурмом. Торопилась и в этой своей стремительности была необыкновенно красива. Аккуратно отсыпанная, словно демонстрирующая четкость своих линий и точность пропорций, с серебристо-серым отливом стали на рельсах и мохнатым утренним куржаком на новеньких ровных шпалах, она вдруг как-то чуть подалась к востоку и открыла на мгновение неширокую просеку без дороги, без какого-либо следа ее, даже без колесной колеи или тропинки. Рассекала тайгу мертвая песчаная полоса, и угрюмо стояли вдоль нее расступившиеся сорок лет назад лиственницы.
О старой дороге, проложенной в тридцатые годы в этих местах как раз от Бама до Тынды, Петька немного знал. Читал в «Юном технике». Он попытался представить только что увиденную мертвую просеку такой же вот звенящей рельсами магистралью с дымками паровозов над тайгой, с веселым перестуком колес — и не смог. Попытался представить станции, не очень людные по здешним глухим местам, — и тоже не смог.