— Поэтому вы так быстро приехали, — понял Дронго. — Вы ведь должны были быть здесь в пять часов.
— Да, — мрачно ответил Борис Алексеевич.
— Я вспомнил, что не успел предупредить вас об этом, поэтому бросил все дела и приехал сюда.
— Мне не нравится ваша забывчивость, — сказал Дронго. — Почему вы скрываете от своей супруги ваши переговоры с Лисичкиным?
— Вы же с ней уже говорили, — ответил Ратушинский.
— Неужели вы ничего не поняли? Она представить себе не может, как можно договариваться с непорядочным человеком. А погибшего журналиста она считала именно таким. Она бы не поняла, зачем мне нужно узнать имя вора.
— Странные у вас отношения с супругой, — вмешался Вейдеманис.
Он сказал эту фразу очень тихо, но Ратушинский его услышал и вздрогнул. Он всегда невольно вздрагивал, когда слышал свистящий шепот молчаливого напарника Дронго.
— Возможно, — повернулся он к Эдгару, но это мое личное дело, что следует рассказывать в семье, а о чем нельзя говорить. Или я ошибаюсь?
В этот момент в гостиную вошла Майя Александровна. Передав стакан мужу, она села на диван.
— Вы о чем-то говорили? — спросила она.
Ратушинский чуть не поперхнулся.
— Мы говорили об этих документах, — выдавил он, чуть нахмурившись.
— Это становится похоже на навязчивую идею, — улыбнулась Майя Александровна. — Вполне возможно, что документы попали к журналисту без помощи людей, которые были в нашем доме.
— Мы с тобой уже обсуждали эту проблему, — возразил Борис Алексеевич, и ты согласилась, чтобы я пригласил наших гостей.
— Конечно, согласилась, — ответила она, чтобы тебя успокоить. Я думаю, наши гости сумеют убедить тебя, что в нашем доме бывают только порядочные люди.
Ратушинский нахмурился, но промолчал.
— Ваша секретарь будет сегодня? — поинтересовался Дронго.
— Да, — кивнул Борис Алексеевич, она подъедет к шести часам. А моя сестра с мужем приедет уже скоро. Они обещали быть пораньше.
— Вы их предупредили о нашем визите? — уточнил Дронго.
— Нет. Мы представим вас, как друга нашей семьи. Как друзей, — поправился Ратушинский, взглянув на Эдгара.
— А супруги Денисенко?
— Они приедут позже. У Миши сегодня дела, — ответил Борис Алексеевич.
— Я говорила с Инной, — добавила его супруга, она приедет пораньше, а Миша — позже.
— У них две машины? — спросил Дронго.
— Да, — ответила Майя Александровна, Инна хорошо водит машину. У нее «фольксваген», а у ее мужа «девятка». Иногда Инна подвозит меня, хотя Борису Алексеевичу не очень нравится, когда я сажусь в другие машины. Он считает, что меня могут похитить. Хотя в мои годы я уже никому не нужна, засмеялась хозяйка дома.
— Я не был бы столь категоричен, сразу вставил Дронго,
— Вы настоящий джентльмен, одобрила его Майя Александровна.
Достав пачку сигарет, она вынула длинную сигарету, и Ратушинский сразу предупредительно щелкнул зажигалкой.
— Когда пропали документы, в квартире было пять человек, — напомнил Дронго, — если не считать вас двоих. Скажите, кто, кроме секретаря, мог войти в ваш кабинет, Борис Алексеевич?
— Никто, — уверенно ответил Ратушинский, — даже Майя Александровна не входит туда, если меня нет дома. И Юлия могла войти только когда я был в кабинете.
— Да, — согласилась его супруга, — никто без разрешения не может входить в кабинет Бориса Алексеевича, даже прислуга. Только когда он сам разрешает.
— И ваша сестра?
— И она тоже, — подтвердил Ратушинский.
— Вы не проверяли, не были ли знакомы Михаил Денисенко и погибший журналист Лисичкин? — спросил Дронго.
— Мне не нравятся ваши вопросы, — сказала Майя Александровна, чуть нахмурившись. Она держала сигарету длинными тонкими пальцами, высоко подняв руку.
— Вы считаете, что среди наших знакомых могут быть недостойные люди?
— Я не сказал, что муж вашей подруги украл документы, — возразил Дронго. Возможно, Лисичкин воспользовался его доверием. Или использовал близость Михаила Денисенко к вашей семье.
— Миша не такой человек, чтобы доверяться первому встречному, — возразила хозяйка. И вообще подобное расследование мне кажется немного несерьезным. Вы извините меня, господин Дронго — так, кажется, вас называют, — но каким образом вы думаете найти вора? Расспрашивая нас о каждом подозреваемом? Неужели вы думаете, что мы можем сказать о ком - то что-нибудь плохое? Мы знаем этих людей много лет и ничего такого за ними не замечали. У каждого из них могут быть свои слабости или недостатки, но ни один из них не способен на подлость, в этом я убеждена. Я понимаю, что вы специалист в этой области и постараетесь запутать всех своими вопросами но, уверяю вас, от этого ничего не изменится. Мы все равно не сможем кого-то подозревать.
— Я не пытаюсь вас запутать, — возразил Дронго, — это не мой метод. Я стараюсь понять, кто мог взять документы. И не обязательно из корыстных побуждений. В моей практике бывали случаи, когда документы воровали, чтобы помочь другому человеку или кого-то спасти.
— Это явно не тот случай, — буркнул Борис Алексеевич. — Документы были взяты только для того, чтобы меня «утопить».
— Возможно, — согласился Дронго, — но тогда нужен мотив. Должны быть ясны причины такого поступка. Если мы поймем причины, то сможем ответить на вопрос: кому это было выгодно.
— Я дам вам длинный список людей, которым был выгоден этот скандал, — предложил Ратушинский.
— Но, к счастью, ни один из них не вхож в мой дом.
Майя Александровна докурила сигарету и поднялась с дивана. Следом поднялись мужчины. В ее плавных движениях было нечто властное, поистине царское, заставлявшее остальных мужчин угождать ее прихотям.
— Я вас оставлю, господа, — сказала она, надеюсь, что сегодня вечером, познакомившись с нашими гостями, вы поймете, что ни один из них не мог совершить подобную гадость. И вообще, мы привыкли доверять людям, которые у нас бывают.
С этими словами Майя Александровна покинула гостиную. Едва она вышла, Ратушинский неслышно вздохнул, ослабил узел галстука и, сняв пиджак, повесил его на спинку стула.
— Может быть, выйдем на воздух? — предложил он. Пока остальные приедут, у нас есть время. Я быстро переоденусь и выйду к вам.
Хорошо, — согласился Дронго, мы подождем вас у дома.
Он и Эдгар вышли на улицу. В дачном поселке густые кусты и деревья позволяли каждому обитателю отдельного дома чувствовать себя достаточно уединенно.
— Что ты об этом думаешь? — тихо спросил Дронго у Вейдеманиса.
— Интересная пара, — ответил Эдгар. — Ты обратил внимание, что она ни разу не сказала о нем: «мой муж» или «мой супруг». Называла его только по имени и отчеству. И он обращался к ней так же. В ее присутствии он теряется, смущается. Он явно скрывает от жены, что хотел купить у погибшего журналиста имя вора.
— Верно, — согласился Дронго, он не просто ее любит. В их отношениях сквозит некая настороженность, словно он все время обязан держать себя в узде и не может расслабиться. Он даже узел галстука не тронул, пока она не ушла.
Перед домом остановилась машина. Из темного «мерседеса» вышла высокая молодая женщина с очень короткой стрижкой «под мальчика». Полные губы, голубые глаза. Впечатление немного портил прооперированный нос. Было заметно, что она сделала себе косметическую операцию несколько лет назад. Женщина была одета в брючный костюм персикового цвета. В руках у приехавшей была панка, которую она, выходя из автомобиля, взяла с собой. Хлопнув дверцей, она огляделась и, увидев Дронго и Вейдеманиса, стоявших чуть в стороне, неожиданно пошла в их сторону.
— Здравствуйте, — приятным голосом сказала она, я Юлия Геллер. А вы, наверное, господин Дронго? И вы — господин Вейдеманис?
— Откуда вы меня знаете? — спросил Дронго.