— Хватило ума. — Деймон подумал, что и в восемьдесят лет у нее все еще будут новые приятели.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— А вот тывыглядишь не так хорошо. В чем дело — неужели от тебя отвернулась удача?
— Я просил тебя прийти сюда не для бесед о моем здоровье, — сказал Деймон, — Тут кое-что другое.
— Если ты имеешь в виду деньги, которые я тебе должна, — она всегда делала вид, что он ей дает не подарки, а заемы, — то, наверно, большую часть из них я потратила на своего приятеля. Он распространитель.
— Распространитель чего? Одежды женщин, не стоящих такого внимания?
Элейн мягко улыбнулась, не обратив внимания на подколку. Она не бывала в плохом настроении, не считая часов, когда напивалась и оскорбляла всякого, кто попадался ей на глаза.
— «Одноруких бандитов», игральных автоматов. Они дают прекрасный доход, хотя порой приходится высиживать на деловых обедах с очень странными личностями.
— Именно поэтому, — сказал Деймон, — я попросил тебя встретиться со мной. Насколько я тебя знаю, твоя страсть к игре сводила тебя с самыми странными джентльменами, по крайней мере, с моей точки зрения. С жокеями, тренерами из конюшен, игроками, букмекерами, жучками, наводчиками и Бог знает, с кем еще.
— Девушка сама имеет право выбирать себе друзей, — с достоинством сказала Элейн, — А ты вечно таскал домой этих паршивых писак, которые только и умеют, что рассуждать о Генри Джеймсе. И если ты собираешься читать мне мораль, то я лучше уйду.
Она стала было приподниматься, но он усадил ее движением руки.
— Сиди, сиди. — Деймон посмотрел на официанта, который в ожидании стоял у их столика. — Что бы ты хотела поесть?
— Может, ты предложишь мне выпить? Или будешь взывать к моей трезвости?
— Я и забыл. Так чего же ты хочешь?
— Что у вас есть выпить? — Она указала пальцем на стаканчик рядом с ее тарелкой.
— Шерри.
Она скорчила гримасу.
— Жуткая штука. Разрушает печень. В это время дня хорошо идет водка со льдом. Ты помнишь?
— Слишком хорошо. — Деймон посмотрел на официанта. — Одну водку со льдом.
— И шерри, сэр? — спросил официант.
Деймон покачал головой.
— Мне и этого хватит. Принесите вот что…
Ресторан был известен своей французской кухней, но Элейн даже не посмотрела в меню и попросила гамбургер с жареным луком.
— По-прежнему ешь разную ерунду, — сказал Деймон.
— Типичная американская девушка, — засмеялась Элейн. — Или типичная американская женщина, принимая во внимание мой возраст. Итак — чего это ты вдруг заинтересовался моими беспутными друзьями?
Набрав в грудь воздуха, он начал рассказывать не спеша и очень подробно, чтобы Элейн прочувствовала каждое слово из разговора с Заловски, который он изложил ей, не пропустив ничего и остановившись только, когда официант принес водку. Такой разговор трудно было забыть.
Слушая, Элейн стала серьезной и не притронулась к напитку, пока он не кончил. Затем одним глотком отпила половину.
— Что это за полуночный сукин сын? Ничего нет удивительного, что ты так выглядишь. Ты знаешь кого-нибудь с фамилией Заловски?
— Нет. А ты?
— Нет. Я спрошу Фредди — так зовут моего дружка, — не знает ли он, но шансов тут немного.
— Не занимается ли твой Фредди легким шантажом, когда он не поставляет игральные автоматы?
Элейн слегка смутилась.
— Возможно. Но только по деловой линии. — Прикончив стаканчик, она постучала по нему, давая понять официанту, который проходил мимо, что надо повторить. — Конечно, он знает о тебе, но для него это дела давно минувших дней, чуть ли не времен Гражданской войны. Единственные агенты, с которыми он знаком, из ФБР, а единственное, что он читает, это «Бега».
— Бывал ли он в Чикаго?
— Только от случая к случаю, когда там большие скачки в Арлингтоне и когда Фредди приглашает меня с собой в деловую поездку, и мы там останавливаемся на пути в Лас-Вегас.
— Конечно, — сказал Деймон, — кому-то просто могла прийти в голову паршивая идея подшутить надо мной.
Элейн покачала головой.
— Мне так не кажется. Я не хочу пугать тебя, но предполагаю, что дело достаточно серьезное. Смертельно серьезное. Что ты будешь делать, когда он снова позвонит тебе?
— Сам не знаю. Может, у тебя есть какие-то идеи?
— Дай мне подумать. — Она принялась за вторую порцию водки, закурила и движением кисти попыталась отогнать облачко дыма. — Ну, я знаю детектива из отдела по расследованию убийств. Хочешь, я поговорю с ним, может, он посоветует, что тебе делать?
— Слово мне не нравится, — сказал Деймон. — Убийств.
— Прошу прощения, но это единственный детектив, которого я знаю.
— Поговори с ним, и спасибо тебе.
— Я позвоню и сообщу, что он скажет.
— Звони мне в контору. Я не хочу, чтобы жена подняла трубку, если Заловски снова позвонит.
— Ты хочешь сказать, что не рассказал ей об угрозах в свой адрес?
Он чувствовал, что эти слова из уст Элейн звучали как обвинение.
— Я не хочу без нужды волновать ее.
— Боже мой, без нужды! Если ты в опасности, то беда угрожает и ей. Неужели ты этого не понимаешь? Если кому-то, кто бы там ни был, не удастся добраться до тебя, что, по твоему мнению, они будут делать — обратятся к бойскаутам? Они схватят ее.
— В этих делах у меня не так много опыта, как у тебя. — Он знал, что она была права, но помрачнел, услышав ее упрек.
— Только потому, что я пару раз в году бываю в Лас-Вегасе, не надо считать меня королевой мафии. — Ее голос дрожал от гнева. — Ради Бога, ведь это так понятно!
— Наверное, ты права, — неохотно признался он. — Я расскажу ей.
Он представил себе еще одну бесконечную ночь в квартире.
Официант принес Элейн ее гамбургер и поставил перед ним его филе в соусе.
— Не хочешь ли заказать немного вина? — спросила Элейн.
— Конечно. Какого ты хочешь?
— А какого ты хочешь? Обычно заказывает хозяин, я считаю, что сегодня твой ленч.
— Не люблю пить в середине дня, — сказал Деймон. Рядом с Элейн всегда было трудно не выглядеть ханжой.
— Полбутылки божоле, — сказала она официанту. В старые времена Элейн заказывала полную бутылку. Может быть, подумал он, она завязывает с этим делом.
— Заловски, из Чикаго, — словно про себя повторила она, поливая гамбургер кетчупом. — Ты хоть представляешь, как он может выглядеть?
— Я какие-то минуты говорил с ним по телефону, — сказал Деймон, — но по его голосу я попытался составить себе представление о нем. Лет сорок пять — пятьдесят, скорее всего, грузен, одет безвкусно, не очень образован.
— И что ты уже предпринял? — спросила Элейн.
— Пока ничего. Ах да, я попросил разрешения на пистолет.
Элейн нахмурилась.
— Не думаю, чтобы это была хорошая идея. Знаешь, что бы я сделала, будь я на твоем месте, Роджер? Я бы составила список.
— Что за список?
— Людей, которые по той или иной причине имеют на тебя зуб, идиотов, которые являлись к вам в контору и которых вы выставили, людей, считающих что вы их в чем-то обманули, женщин, с которыми ты расстался, или их мужей и приятелей, с которыми расстаться было не так легко.
Она улыбнулась, и ее лицо сразу же снова обрело дерзкое девчоночье выражение.
— Парень, нужен такой список. И иди по нему. Люди годами расчесывают раны, становятся психопатами по мере того, как идет время, мечтают, чтобы кого-то постигла беда, ищут, с кем поругаться, бегают в кино смотреть, как сладостна месть, как приятно унижать женщину, и Бог знает что еще. Какой-то сумасшедший писатель послал тебе рукопись, которую ты даже не прочел и вернул ему обратно с двумя строчками отказа, а теперь он читает «Погребальную песнь», видит ее в списках бестселлеров и думает, что стал жертвой плагиата. Господи, я не была рядом с тобой все эти идиотские годы, но даже и я могу, не прилагая особых усилий, составить такой отменный список. И не ищи разгадку под буквой «З». Имя может ничего не значить. И когда будешь говорить с детективом, его имя, кстати, лейтенант Шултер, не стесняйся рассказывать о всех своих подвигах. Он может уловить намек, подсказку там, где тебе это и не придет в голову. И… — Помедлив, она наконец решилась. — И ты должен попросить свою жену основательно припомнить свое прошлое. Я слышала, что она прелестная женщина или, по крайней мере, былапрелестной женщиной, а я никогда не слышала о красивой женщине, которая не грешила бы, или хоть раз в жизни не натолкнулась бы на подонка. И ведь она наполовину итальянка, а ты никогда не знаешь, какого рода связи у итальянцев, о которых они не хотят говорить.