— Извините, мы закрываемая.
— Я закончила. Только соберу листки.
Пытаясь систематизировать информацию о катастрофе, Вероника вытаскивала листки газеты с нужной статьей, а газету откладывала в сторону. Теперь нужно вернуть страницы родным изданиям.
— Я помогу.
В четыре руки они справились минут за пятнадцать, Элла не думала помогать, с возгласом «Я на минутку!» исчезла. И, разумеется, не вернулась.
«Хитрюга!»
Вероника вышла в ночной город. После долгого сидения в читальном зале уличный воздух казался восхитительно свежим, сияли витрины, гудел город.
— Ну как ты?
Из-за гранитной колонны справа вышла Элла в зеленом пальто, пряча на ходу айфон в карман. Вероника покачала головой, пытаясь сформулировать ощущение.
— Хочу напиться, — наконец выдала она.
— Не вопрос. Я уже позвонила Лизе, она все приготовит как надо.
Почему бы нет? К Лизе так к Лизе. Компашка была в курсе семейной истории, никому ничего объяснять не придется.
— Ты где припарковалась?
— Нигде. Меня Саша привез.
— Тогда поедем на моей, — Элла решительно взяла ее за руку и повела прочь.
— Тебе вернули права?
У Вероники аж челюсть отвисла, да, подругу выписали из психиатрической клиники, но все еще оставили под наблюдением. Она раз в неделю ходила к своей Галине Павловне на «беседу».
— Как и тебе, — с лукавой улыбкой ответила Элла.
Да уж, что тут скажешь. Они шли по вечернему городу, вдыхая запах новой весны. С каждым шагом Вероника чувствовала, как в груди растворяется комок, с которым она жила сколько себя помнила.
Телефон достала только в машине. Устроившись впереди на пассажирском сидении, она вдруг вспомнила, что с утра ни разу не доставала айфон. День будто выпал из жизни — не ела, не пила, не общалась. Она вдруг почувствовала острую жажду.
— У тебя нет минералки?
— Посмотри в бардачке.
Там действительно нашлась маленькая бутылочка. Вероника выпила почти всю, практически не ощущая вкуса, потом спохватилась:
— Ты не хочешь?
— Допивай уже. Специально для тебя брала.
— Ты лучшая! — воскликнула Вероника, снова припадая к горлышку.
Машина мягко покачивалась по довольно неплохому для этого времени года асфальту. Вероника снова вспомнила про телефон, достала. На экране куча оповещений. Один только Саша звонил восемь раз.
Это ей совсем не понравилось. Все же хорошо было, с чего вдруг он опять принялся контролировать? Едва она успела подумать, как на телефон зазвонил, на экране появилось лицо Саши.
— Привет, — раздался голос из динамика.
— В чем дело? — раздраженно спросила Вероника. — Я же предупредила, что иду в библиотеку.
— Так и я не звонил до обеда.
— До обеда?
Она начала истерически смеяться, за окном автомобиля проплывали подсвеченные вывески, фонари отражались в придорожных лужах.
— Что у тебя там происходит?
Она при всем желании не смогла бы ответить.
— Эй, ты чего? Весь день не отвечаешь, потом мне звонит Лиза, приглашает помянуть твою маму, я звоню тебе, а ты…
— Что?!
— Ты не в курсе?
— Нет. Я сказала Элле, что хочу напиться… Что вообще происходит?
Подруга сделала вид, что очень внимательно следит за дорогой. Вероника включила громкую связь и грозно спросила:
— Элла?!
Она шумно вздохнула.
— Галина Павловна говорит, что нельзя держать в себе болезненные эмоции.
Вероника коротко выругалась.
— Да брось, — бросила подруга, глядя вперед. — Выпьешь, выговоришься. Посторонних не будет.
— Ты что, всех позвала?
Элла кивнула.
— С ума сойти!
— Да! — натягивая безумную улыбку а-ля Харли Квин, подтвердила Элла. — У меня и справка есть!
Вероника снова выругалась, на этот раз обреченно.
— Ты ничего не знала? — поинтересовался голос из трубки.
— Не-а.
— Ну извини. Я думал… Впрочем, неважно, все равно извини. Ты ведь не будешь против, если я приеду?
— Нет, конечно, — устало сказала Вероника.
Она думала, что будет рада, если убедится, что отец не причастен к исчезновению мамы, но сейчас не чувствовала ничего, кроме усталости. Возможно, радость придет позже, когда правда уложится в мозгу, но не сейчас.
— Тогда пока, — сказал Саша, в его голосе прозвучало облегчение.
Сам вечер памяти запомнился слабо. Вероника весь день ничего не ела, поэтому опьянела с первого бокала. Потом все распалось на яркие фрагменты, между ними — провал, абсолютная чернота.