Я сообщаю нижегородскому знакомому, что напишу травелог о поездке, на что тот отвечает: «Для кого-то травелог, а для кого-то мартиролог». Преподавательница по менеджменту во ВГИКе спрашивает у меня: «Вы намеренно выбрали самые депрессивные российские города?» В маршрутке, направляющейся в Нижний Новгород, Ира говорит: «У меня для тебя есть подарок», — и достаёт из сумки носки с принтом «Русский андеграунд».
я не в новгороде, я в нижнем
Едва переступив через порог квартиры (таро, благовония, краутрок), я понимаю, что трансгрессия начинается. Нижегородские хозяева — музыкальный и супружеский дуэт — встречают нас хлебосольно: двадцатиградусной настойкой на кокосовой стружке и пакетом сухарей. Костя Бушманов обещает присоединиться к нам в Челнах, Надя Захарова планирует приехать непосредственно к показу в Галерею, Лена Гуткина и Генрих Игнатов едут отдельно и сильно опаздывают, а по приезде рассказывают историю про водителя BlaBlaCar, который помимо пассажиров вез в багажнике мешок с погонами для ополченцев Донбасса.
После бархоппинга половина группы отчаливает на такси. Мы с Ирой преодолеваем заледенелый холм, превратившийся в аттракцион смерти, заползаем в Галерею1, вскрываем сидр и танцуем до двух часов ночи, пока сторож не советует нам лечь спать. Я ставлю кефир на мороз и проваливаюсь в сон.
Наутро мы бродим под крышами Нижнего, где нависают сосули, и обсуждаем с местными интеллектуалами Альберта Серра, Лисандро Алонсо, Эжена Грина — режиссеров, про которых и в Москве-то почти не с кем поговорить. Нам рассказывают про местные культурные мифологемы: про то, как в одном из нижегородских подъездов зимой прорвало трубу и за ночь образовался каловый копролит, про то, как Балабанов снимал в Нижнем «Жмурки», про нижегородский эклектичный архитектурный стиль.
Нижегородцы адекватно реагируют на фильмы, где средняя длина кадра составляет несколько минут, а после показа задают множество вопросов. Выход на территорию чистого сюрреализма мы совершаем вечером, когда, закупившись едой, идем обмывать квартиру наших новых знакомых. Попасть внутрь оказывается непросто: дверь не поддается, не подходит ни один из имеющихся ключей, и у кого-то возникает идея залезть в квартиру через подвал. Мы находим подпольную дверь, приставленную к ней лестницу и залезаем внутрь. Внутри пыльно, темно и почему-то включен газ, а магнитофон настроен на радио «Шансон». Исследовав апартаменты, мы повторяем подвиг задом наперед и спускаемся, чертыхаясь на льду, в Галерею. Прежде чем уснуть, мы получаем СМС от Нади Захаровой: она не может ехать дальше из-за панической атаки. Утром за нами приезжает «Хендай Солярис», и мы с Ирой, переглянувшись, смеемся над синефильской шуткой.
я вот пруста скоро дочитаю. он действительно велик <…> день сурка. шмоны, по ночам бывают драки, но редко. одно быдло. смотрим только передачу «время» и фильмы про войну. у меня своя работа — выдаю и принимаю обмундирование, навожу порядок в кладовых. остальные типа чернорабочих. <…> мне осталось 4 месяца, что не может не радовать. интересно, что в конце службы буду читать «обретенное время»
После нижегородской трансгрессии мы оказываемся в русской избе, где нас привечает друг Иры — журналист, делающий политически заряженные полевые репортажи. Он же собрал для нас около пятидесяти человек в местном Доме молодежи — Пенза совершенно неожиданно оказывается городом-джокером. Мы решаем отказаться от экрана и проецировать фильм непосредственно на рельефную кирпичную стену. Половина пензенцев покидает аудиторию, трансгрессировав после первого фильма, но с теми, кто остается, мы живо обсуждаем увиденное.
Открывает программу «Путешествие» Константина Бушманова (2014), фильм о воде, ее текстурах, свойствах, изменчивости и неумолимости. По водной глади скользит катер с молодыми людьми; мы не знаем их имен и лишь мельком видим лица. Шум катера заглушает речь, смех едва слышен, цель путешествия остается загадкой. Может, цели никакой и не было — только избыточное удовольствие от воды как образа жизни и бесконечности.
На следующее утро после показа Лена заболевает. Генрих остается с ней, а мы с Ирой, прихватив вокзальных пирожков с луком и яйцом, отправляемся в паломничество к мертвому белому мужчине. Будний день, метет, и в Тарханах пусто, но там, в отличие от Нижнего, хорошо расчищены дороги. На то чтобы исследовать гнездо Лермонтовых, нам остается полтора часа. В одной из экспликаций я узнаю, что Лермонтов провел в дороге около года своей жизни. Пока мы рассматриваем кушаки haute couture, звонит Генрих и сообщает, что они с Леной уезжают. Я начинаю понимать поэта, у которого из всех русских были самые напряженные отношения с фатумом.