Обо мне не волнуйся. Я уверена, что прямая опасность мне не грозит и, поняв, что упустил тебя, он оставит меня в покое. Быть может, поспособствует скорейшему замужеству с преданным ему человеком, а это — не самая худшая участь для женщины.
Сегодня я передам оба письма с лакеем, который показался мне надежным. Молю Господа, чтобы так и было.
Прощай, мой милый Дориан. И знай, что ты всегда будешь в моем сердце.
Нежно любящая тебя Эмили".
Дождавшись, когда чернила высохнут, мисс Эмили аккуратно сложила письма, сунула их в конверты — два как раз ожидали на столике — и подписав адреса, запечатала.
Затем она вернулась в постель и, едва коснувшись подушки, уснула.
Спустя минуту или две стена рядом с камином скрипнула и разошлась. По комнате потянуло сыростью, и огонь, присев, зашипел. Выбравшийся из тайника карлик подбежал к столу, схватил оба письма и кинулся к щели. Закрылась она также беззвучно, как и открылась.
Сью собиралась домой. Холодно. И туману натянуло, теперь ничегошеньки не видать, а что видать, того бы лучше и не видеть. Ноги озябли, и груди тоже, и под юбкой было сыро да неприятно. Чего стоять? Ведь ясненько, что ничего от стояния не будет. Но денек и без того неудачливый был.
И прошлый тоже.
И позапрошлый.
Девки вроде утешают-успокаивают, да на рожах написано — рады. Она уйдет, им больше места останется. Сью всхлипнула, нарочно громко — авось услышит кто, отзовется.
Никого. Ничего. Только туман гуще и гуще. И гулко екает в груди сердечко, и страшно отступить от фонаря, который хоть и слабенько, а горит, разгоняя белизну.
Белил бы прикупить. И румян. И красок. И корсета нового, красненького да с бантиками. И будет Сью красавицей, как прежде…
Где-то совсем близко заржала лошадь.
— Эй!
Идет кто-то. Странно так идет, частит, точно лошадь, да звук иной, будто в тумане утопленный. Но вот разошлись белые крылья, пропуская черную коробку экипажа. Блеснули золотом дверцы, качнулись шторки и рука в черной перчатке махнула Сью.
Она же глядела на экипаж, не в силах ни бежать, ни подойти. Лошадка одна, но какая-то чудна?я: стала и стоит, ни ухом не поведет, ни хвостом не дернет. И копыта у нее тряпками замотаны.
Нехорошо это.
— Эй, красавица, сколько просишь? Хватит? — рука исчезла и появилась с пригрошней монет. Серебро тускло поблескивало, и от этого блеска Сью стало совсем нехорошо.
Бежать надо!
Бежать и все!
Подхватив юбки, она сорвалась с места и опрометью бросилась в туман. Сзади донесся смех и окрик:
— Куда же ты?
Сью летела, ног под собой не чуя. Скорей! Домой! В теплую конуру к камину, к девкам, что будут сонно ворочаться и ворчать, но от тепла их и голосов страх сгинет.
Вот и дом. И фонарь у входа горит, видать, скряга-Мелли раскошелилась на газ… Сью остановилась, переводя дух. В животе кололо, и в боку тоже. А сердце прямо заходилось, и оттого едва не встало, когда от фонаря отделилась тень и шагнула к Сью.
— Эй, ты чего? — спросила тень, сразу превратившись в Угрумую Фло. — Случилось чего?
Фло говорила, жуя яблоко. Второе, примятое с одного бока, она протянула Сью. И от этого стало так хорошо, так славно, что Сью расплакалась.
— Ну-ну, — Фло неловко обняла и похлопала по спине. — Все будет хорошо…
Укол в шею Сью почувствовала и еще удивилась — откуда ночью осы? А потом туман вдруг прыгнул, накрывая, укутывая, нашептывая на ухо слова давно забытой колыбельной.
Спи, Сью, все будет хорошо…
Спи…
Крепко спи…
Угрюмая Фло, доев яблоко, ловко закинула тело на плечо и шагнула в туман. Черная карета стояла за ближайшим поворотом. Возле нее переминался с ноги на ногу толстяк в черных перчатках.
— И долго мне за тебя работу делать? — прошипела Фло, скидывая ношу на пол кареты.
— Но она испугалась…
— Ты бы еще на мо?биле сюда приехал.
— Но я подумал…
— Знаешь, тебе лучше бы не думать. — Фло, плюнув в стеклянный глаз коня, протерла рукавом. — Если он узнает, что ты экипаж трогал…
— Он сам сказал, что можно, — толстяк, склонившись над лежащей девушкой, старательно обматывал запястья тонкой веревкой. Связал он и щиколотки, а в рот сунул мятую тряпку.
— Можно, чтобы аппараты перевезти, а не… какой же ты дурачок у меня, — Фло вдруг улыбнулась и нежно прижалась к широкой спине. — На вот яблочко. И давай, уходи, завтра увидимся.
— Уберешь, да?
— Уберу, уберу.
Она стояла и смотрела, как черный экипаж растворился в тумане, затем хмыкнула и, сгорбившись, побрела к дому. Одинокий фонарь у его входа почти погас.