— Фло, пожалуйста…
Тощая рука пролезла сквозь прутья решетки, пытаясь ухватить за юбку. Пришлось шлепнуть метлой. Ну чего они все такие? Цепляются-цепляются за жизнь, как будто в ней есть хоть что-то хорошее? Ничегошеньки. Фло точно знает.
Она аккуратно протерла столы, смахнула метелкой из гусиных перьев пыль, добавила соломы и, достав из корзины стопку сложенных простынь, еще сохранивших едковатый аромат мыла, задумалась. Полученные указания были предельно ясны, но… Страшно подумать, что будет, если Фло ненароком разобьет капсулу.
— Фло, Бога ради!
Кричит. А вроде бы успокоилась. И даже есть начала. Ее, небось, в жизни так не кормили. И зачем, спрашивается? Перевод продукта и все.
Фло подцепила край простыни на палку и попыталась набросить на крюк, венчавший капсулу. Вышло попытки с пятой.
— Он убьет меня… убьет…
Фло аккуратно растянула ткань, закрепляя булавками за проволочные петельки. Закончив, пересчитала простыни в корзине. Полторы дюжины — ровно по числу капсул. Крайние, правда, велено не трогать, но оно и к лучшему.
— Фло, ты жестокая… ты не можешь так со мной поступить!
— Заткнись, — велела Фло, серьезно раздумывая над тем, чтобы занавесить и нишу с клеткой. Глядишь, тогда и поутихнет.
И чего он тянет? Почему не сделает ее тихой, как ту, вторую, которую привел сам? Та спокойно сидит в уголочке, перебирает нанизанные на нитку цветные кольца и улыбается. Одно слово — сумасшедшая. Зато ласковая. Сядешь с ложечки кормить, тотчас улыбается, журчит что-то на своем, безумном, языке, головой под руку норовит нырнуть и трется по-кошачьи. Короткие волосики ладошку колют, и шрамик на затылке прощупывается.
Ее вот жалко.
С пятой капсулы Фло приноровилась цеплять простыню и дело пошло.
Фло даже напевать начала…
— А голос у нее — просто ужас! — Летиция закатила глаза, не переставая говорить. — А репертуар… я просто не знаю, что делать! Я строго-настрого запретила моей Хоупи разговаривать с этой девицей! Да даже смотреть в ее сторону! Гувернантке так и сказала. Вы, мисс Пэддингтон, должны следить за моей малышкой! Эта американка — сущее наказание и я не желаю, чтобы Хоупи брала с нее дурной пример.
Леди Фэйр слушала в пол-уха. Беседа, вполне привычная и обыкновенная, вдруг перестала быть интересной. Какое Джорджианне дело до этой, незнакомой в сущности, девицы, которую Летиции пришлось взять в дом? Никакого. И до самой Летиции тоже: меньше тратиться надо, тогда и не придется протекцию составлять всяким там…
— А недавно, представляете, заглядываю я в буфет, а там…
…мышь повесилась от тоски.
— …все замки на бутылках открыты! И эта девица, глядя мне в глаза, наглейшим образом заверяет, что людям следует доверять, и эти замки — признак неуважения.
— А я не закрываю, — вяло заметила Оливия, которая уже устала жевать и теперь просто сонно таращилась на подруг.
— Конечно, — взвизгнула Летиция, — ты ведь… такая доверчивая.
…точнее сказать глупая. И ленивая. И еще денег у тебя хватает, чтобы тратить их на кормежку слуг. Несказанное читалась в тускло-красных глазах Летиции. Но сжатые губы прочно запечатывали слова.
— Мне кажется, — Черити нарушила неловкое молчание. — Тебе следует отослать ее. Напиши кузену, что девушка…
— Еще не готова выйти в свет, — подсказала Джорджианна, страстно желая, чтобы этот бессмысленный разговор поскорее закончился.
— Именно.
— Не могу. Кузен расстроится. Он так обеспокоен судьбой этой девушки…
…скорее состоянием ее отца, которое может поспособствовать улучшению состояния самого кузена, да и Летиции тоже. Или не поспособствовать. И тогда замечательная Хоупи — тусклая девица с идеальными манерами и напрочь отсутствующими мозгами — останется в старых девах.
Сложные ныне времена.
— …он надеется, что сумеет устроить ей партию с каким-нибудь приличным человеком…
…если слухи о состоянии американки не преувеличены, то из желающих выстроится очередь.
— …но я право слово не уверена, что справлюсь, — завершила монолог Летиция и коготком сняла слезу с ресницы. Снова наступило молчание. Ну нет, Джорджианна не собиралась откликаться на эту, молчаливую, но тем не менее явную, просьбу. Другие найдутся.
И нашлись. Эгимунда, вздохнув, предложила:
— Хочешь, я и для нее приглашение отправлю? Правда до бала всего-то неделя, но…
— Боже, благослови твое милосердное сердце! Ты не представляешь, как ты меня выручила.
Представляет. И пусть породистое, хотя и несколько заплывшее жирком лицо Эгимунды выражает лишь искреннюю радость, но кому как ни Джорджианне знать: дело не в милосердии. Дело в кузене.