Люди жаждали избавиться от меня, и тем страннее выглядело упорное нежелание моих леди расторгать контракт. О возможном пересмотре договора я осмелился заговорить лишь однажды, но беседа оказалась бессмысленной, и даже мое обещание оставить часть суммы платой за беспокойство, не помогло.
— И думать не могите! — рявкнула мисс Пэгги, вонзая иглу в хвост очередного льва.
— Разве вам у нас плохо? — осведомилась миссис Мэгги, и в глазах ее мелькнуло отчаяние. — Плотник обещал придти завтра…
— Завтра и придет. А если не придет, то я ему скажу. Ох, я ему скажу.
— Вы уж простите нас, но если бы мистер Хотчинсон соизволил хотя бы намекнуть…
— А лучше бы прямо сказал, пройдоха он этакий!
— …мы бы предприняли все возможное…
— И сделали бы все в лучшем виде.
— Пожалуйста, не уезжайте, — взмолилась миссис Мэгги, прижимая к уголку глаза кружевной платочек с синей монограммой.
— Посмотрите, тут вам понравится, — пообещала мисс Пэгги.
И разве мог я возразить им?
На следующий же день все чудеснейшим образом наладилось.
Во-первых, в доме-таки появился плотник. Он был не только трезв, но и толков. И уже к полуночи окна в моих комнатах обзавелись внутренними ставнями, поверх которых плотными полотняными щитами легли вышивки мисс Пэгги.
Во-вторых, я получил, наконец, долгожданное извещение: багаж прибыл!
Ну а в-третьих, вдохновленный удачей, я сделал следующий шаг, каковой и без того откладывал чересчур долго. И рекламные объявления написались с удивительной легкостью.
Воистину, это была моя ночь.
— Глава 4. Где идет речь о крысах, поездах и куклах
Серая крыса устроилась на крыше кареты, не обращая внимания ни на проходивших мимо людей, ни на пофыркивающую лошадь, которой явно было не по вкусу подобное соседство. От своих товарок, жавшихся в щели городских домов, крыса отличалась размерами, лоснящейся шерстью и неизбывной наглостью. Вывалившийся из дверей паба кучер, увидев нахалку, мигом протрезвел, замахнулся было кнутом, но не ударил: поднявшись на задние лапы, крыса продемонстрировала серебристую сбрую с круглой нашлепкой-печатью.
— Тьфу ты, пакость! — Кучер, снова стремительно пьянея, уцепился за гриву коняги. — Убирайся, слышишь?
Крыса дернула носом и отвернулась.
— Чего тебе надо? Хочешь хлебушка? На вот. — Он вытащил из кармана мятую горбушку с кусочками табака и подсунул крысе. Та не соизволила обратить внимания.
А лошадь гневно всхрапнула.
— От тварь…
Тварь вдруг подалась вперед, замерла на несколько секунд и, серым комком скатившись под колесо, исчезла.
— Пакость… ну и пакость. Лады, хорошая моя, сейчас поедем… сейчас, грю! Стой же! От чтоб тебя…
Подковы ударили по камню, скрежетнули колеса о высокий бордюр, и карета выползла на улицу.
Крыса же, отряхнувшись, бодро двинулась в направлении противоположном. Она бежала, ловко маневрируя между ногами, колесами и дамскими юбками. Увернулась от брошенного камня, нырнула в узкую щель между двумя домами и остановилась перед кофейной масти пинчером.
Он оскалился — крыса отступила.
Он зарычал — крыса выгнулась, вздыбливая шерсть.
Он кинулся — крыса отскочила и, извернувшись, вцепилась в гладкий собачий бок. Раздавшийся было визг оборвался, когда желтоватые резцы сомкнулись на горле. Спустя секунду тварь продолжила путь, не став дожидаться, когда поверженный соперник издохнет.
Пожелай кто-нибудь проследить за крысой, он был бы изрядно удивлен, увидев, что существо как привязанное следует за молодым джентльменом в сером сюртуке весьма приличного кроя. Модный цилиндр, плащ, с небрежным изяществом переброшенный через локоть, а главное — причудливого вида трость с набалдашником в виде цветка орхидеи, свидетельствовали, что джентльмен оный обладал изрядным вкусом. Сам он был молод, характерно бледен и слегка сутуловат. Последний факт для людей знающих был весьма приметен.
Впрочем, крысу вряд ли интересовала осанка молодого господина. Она просто шла следом.
Бурая громадина Кингз-Кросс успешно сражалась с предрассветным туманом. Рассеченное светом электрических фонарей марево ложилось на рельсы, чтобы безмолвно умереть под колесами составов. Гремели железные туши локомотивов, раскланиваясь друг с другом, касались дымными рукавами. Изредка раздавался по-соловьиному протяжный свист или сипение, когда излишки пара выходили не из хромированных трубок, а из щелей и сочленений котла.