1975 г.
ГОРНЫЙ ГОРОД ТАГИЛ
Этот очерк, который я хочу предложить читателю, написан в 1967 году, к 50-летию Великой Октябрьской революции.
Прошло восемь лет. Срок вроде совсем небольшой. Но не для нашего времени. Чуть не каждый месяц в эти годы дарил тагильчанам радостные события. Новые цехи, новые промышленные установки, гигантская шестая домна, новый блюминг… Новые кварталы жилых массивов и новые проекты… дополнительные линии городского транспорта и здания культурно-просветительных учреждений… Орден Трудового Красного Знамени городу за успехи, достигнутые трудящимися в выполнении заданий восьмой пятилетки.
А мы вступаем уже в десятую. Так стоит ли печатать старый очерк? Да, — решил я. Ведь и вся эта книга — о «старом», уже минувшем, о тех пятилетках, что остались позади. Она о «старом», но она и о том, чем живем мы сегодня. Вступая в десятую пятилетку, мы не забываем ни восьмой, ни первой — они с нами.
1975 г.
1
Еще только подъезжая к Нижнему Тагилу, еще издали завидя контуры его заводов и разноцветные дымы в тагильском небе, ощущаешь, к какой горячей, напряженной махине ты приближаешься. Но из окна вагона не понять всего своеобразия этого могучего индустриального узла. Лишь рассмотрев его поближе, увидев, как врезаются в городскую черту рудники, карьеры и отвалы, как вписываются в городской пейзаж горы и затейливые извилины прудовых берегов, — лишь охватив взором все это, поймешь своеобычность уральского промышленного богатыря. И невольно вспомянется старинное, но и поныне исполненное точного смысла словосочетание «горный город», в котором первое слово означало не столько принадлежность к возвышенностям земной коры, сколько связь с добычей и обработкой подземных богатств.
Он издревле трудовой, потомственно рабочий, этот город. Прошло уже двести семьдесят лет, как верхотурский воевода Дмитрий Протасьев доносил царю Петру, что «камень магнит сыскал… от деревни русских людей Терешки Фадеева и от реки Тагилу версты в две в горе», а в Голландии, куда посланы были образцы руды, установили, что «лучше того железа добротой и мягкостью быть невозможно». И скоро пройдет двести пятьдесят лет с тех пор, как в 1720 году мастер Леонтий Злобин соорудил первую из тагильских плотин и заложены были железоделательный и медеплавильный заводы.
С тех-то далеких пор покатилась по земле слава о мастеровых из Нижнего Тагила. Но со славой доброй, рабочей шла и худая: о зверствах жадюг заводчиков и их управителей, о надсадном поте и крови работных людей, о проклятой демидовской каторге. Старые записи проговариваются о злой темени дальних лет. На 20 тысяч жителей Нижнего Тагила в 1837 году крепостных было 19 560, неграмотных — 18 575.
Однако с вершин, которыми мы овладели, на убогость заводского промысла тех лет смотреть нам должно не с высокомерием, а с великим уважением к тем необразованным мастеровитым трудягам, которые по своему времени дело вели вовсе не убого: и по размаху производства, и по уровню техники нижнетагильские заводы были первыми в Европе. Диву даешься, когда думаешь, как эти полуграмотные головастые мужики утирали нос знатным европейским инженерам. Диву и горечи.
«Холоп Ефимка, сын Артамонов, — сообщает архивный документ, — розгами бит за то, что в день Ильи Пророка 1800 года ездил на диковинном самокате по улицам Екатеринбурга и пугал всех встречных лошадей…» Самокат тот был первым в мире велосипедом, изобрел его 24-летний тагильский слесарь Ефим Михеевич Артамонов.
А катальные машины — по-нашему, прокатные станы — Егора Григорьевича Кузнецова? А паровики и железная дорога Ефима Алексеевича и Мирона Ефимовича Черепановых? А тот самоходный «земляной механизм», который копал и отбрасывал породу на горе Высокой более ста десяти лет назад, — прототип будущего экскаватора? Сколько их, блистательных находок пытливого ума и золотых рук заводских мужиков!
Я брожу по вечерним улицам города, там, где потише, где еще жмутся ветхие деревянные домишки, и думаю о тех сумеречных лампадных днях, когда тянули здесь лямку мои пращуры, демидовские крепостные. Заскорузлыми своими руками помогал Черепановым Яким Коряков, там же, на Меднорудянском, слесарил сын его Архип, мой прадед, то же делал и дед Никифор. Бородатые, не шибко охочие на слово, кержаки. Далекие, а понятные, родные.
Жмутся, припадают к земле почерневшие от времени домишки, достаивают последние дни: сквозь их деревянное стадо архитекторы уже просматривают перспективы новых магистралей, и совсем рядом красуются стеклом и бетоном хоромы клуба «Юбилейный», в которых горняки планируют провести торжественный в честь великого 50-летия вечер.
2
Каков был взлет тагильских заводов, таков оказался и упадок. Феодальные пережитки вступили в противоречие с развивавшимися капиталистическими отношениями. Производство хирело. А било это прежде всего по рабочим.
Время, история звали нового хозяина.
К этому пролетарии Нижнего Тагила готовились. Недаром именно в Тагиле в 1904 году состоялась первая нелегальная Уральская областная конференция РСДРП. Недаром приезжал сюда пламенный товарищ Андрей — Я. М. Свердлов. Недаром исправно и боевито действовала здесь подпольная типография…
Рабоче-крестьянская громада России вышвырнула царизм на свалку. В Тагиле славный семнадцатый прошел в яростных схватках с меньшевиками, и победили большевики. Депутация рабочих отправилась к Ленину, и в январе 1918-го был подписан декрет о национализации тагильских заводов. Но обрушилась гражданская война, и тысячи тагильчан взялись за оружие.
На здании библиотеки Дома работников просвещения светится золото мемориальных слов: «Здесь в 1918 году формировались кавалерийские части Красной Армии, в которых сражались тагильские рабочие». Остановись, гражданин, склони голову. Ясноглазые безусые парни и суровые, прокопченные у заводского огня бородачи уходили отсюда на смертный бой за свою рабочую власть, за твое счастье, за светлую жизнь потомков.
Девять месяцев хозяйничали на заводах колчаковцы. Когда в июле 1919 года в Тагил победно вошел 22-й Кизеловский полк Красной Армии, здесь работали только два предприятия: электростанция и железнодорожное депо.
В августе того года Екатеринбургский военно-революционный комитет постановил преобразовать Нижнетагильский завод в город Нижний Тагил. Через несколько дней состоялось заседание городского Совета. Это был первый в истории Тагила орган городского управления.
Тяжко, с великим напряжением восстанавливали порушенное хозяйство. К 1928 году в городе при населении, по числу близком к дореволюционному — около 40 тысяч, считая и младенцев, еще бродило более четырех тысяч безработных. Но уже ухали взрывы на горе Высокой, задымили старенькие домны и мартены, пошел прокат. И с радостью горожане отмечали начавшееся благоустройство: зажгли первые 30 уличных фонарей, настлали 300 метров деревянных тротуаров, открыли первый детский сад и даже соорудили первый многоквартирный дом. Не улыбайся, молодой товарищ, это были настоящие победы.
Однако, что ни говори, тут речь еще о старом Тагиле.
Новый родился волею партии, волей ее XVI съезда, который состоялся, как известно, в тридцатом году. Решение съезда о создании на востоке Второй угольнометаллургической базы Советского Союза всколыхнуло всю страну. Пришла она в невиданное шевеление: мужичью, лапотную Русь партия звала на беспримерный созидательный подвиг.
Тогда-то за деревянным зданьицем вокзала, где испокон веков тянулись лишь болота да перелески, были заложены два гиганта индустрии — Новотагильский металлургический и Уралвагонзавод. Через восемь лет население города выросло до 145 тысяч. Тридцать шестой год — страна увидела вагоны с маркой УВЗ. Сороковой — НТМЗ выдал первый чугун, первый кокс, первую сталь; в городе открылся первый вуз.