Моя правда жизни — сплошное лицемерие и двуличие. А еще, конечно, эгоизм и деньги… Все крутится вокруг денег, власти и человеческих желаний, потребностей. Все ради, для. Не осталось вокруг ничего настоящего и честного. Может быть, поэтому я так нуждался в том, чтобы продолжать изо дня в день тонуть в бесконечно влюбленных зеленых омутах одной сводящей меня с ума девушки?
Это сейчас со Смоляновым наши отношения напоминали минное поле, а когда-то мы были даже друзьями…
Родители еще с самого нашего детства общались, и мы дружили, пока были маленькими. Затем начали подрастать, а там — соперничество, гормоны, борьба за статус “кто лучше и круче”.
Все испортилось окончательно и бесповоротно, когда Смолянов влюбился в одноклассницу, в десятом классе. Он ухаживал за ней, бегал, а она строила из-за себя неприступную принцессу. А потом дала мне на какой-то очередной вечеринке. Потеряла со мной девственность вот так вот просто — без фанфар и реверансов с моей стороны.
Смолянов, когда узнал, превратил нашу холодную вражду в настоящие военные действия. А уж после того как я женился на его сестре, наверное, и вовсе начал искать номера киллеров и планировать мое убийство в самых мучительных красках и сценариях. Костя всеми силами пытался помешать нашему браку — он любил свою сестру, заботился о ней. Но Смолянов-старший редко интересовался чьим-либо мнением. Да и наверное, не малую роль сыграл факт того, что сама Элиона была вовсе не против выйти за меня. Ее странная влюбленность в меня тянулась через года и никогда не была ни для кого секретом…
И вот теперь мы там, где находимся сейчас — мы со Смоляновым люто друг друга ненавидим, я его силами скоро окажусь в тюрьме. А Саша… мне хотелось ее хорошенько встряхнуть, накричать, но самое главное — я адски нуждался в том, чтобы она была рядом, близко, кожа к коже. Так иногда бывает — злишься и не хочешь ни видеть, ни знать человека. У меня же сейчас наоборот — я хотел ее видеть, слышать, дышать с ней одним воздухом. А гнев мой можно утолить хорошим, жестким трахом…
Но я ведь продолжал пытаться быть благородным, правильным. У меня — следствие, у нее — умирающий муж. Я знал, что не смогу ее заставить отойти ни на шаг от Дениса, а потому просто ждал. Иногда, когда не видно выхода и направления, надо просто плыть и смотреть, куда тебя принесет.
И я дождался…
Самойлов, наконец, очнулся.
Прогнозы были отвратительные — он мог остаться инвалидом на всю жизнь. Но главное произошло — он был жив, больше не находился в коме или на грани смерти. И тогда я принял решение — наплевать. На все, что было. На все, что Саша сделала, натворила. Я слабак? Возможно… Когда схлынула первая ярость, я просто, черт возьми, хотел, чтобы она оказалась рядом, как можно ближе. Ругалась, злилась, обижалась. Но рядом.
А у жизни, к сожалению, было невероятное чувство юмора. Непредсказуемое, резкое, сокрушительное. И вот очередной подарок судьбы — она улетела даже не в другой город, а в другую страну.
“Туда с моей подпиской о невыезде мне точно не добраться”, — со злостью прокручиваю в голове.
Как так опять все закрутилось и завертелось?
Я падаю на кресло, невидящим взглядом гипнотизирую стену.
Почему она? Почему, блядь, именно она так зацепила, так глубоко проникла под кожу?
Я помню, она меня раздражала с первого взгляда, с первой секунды. Бесила просто невероятно. Потому что смотрела снисходительно, и не на меня даже, а сквозь. Ей было все равно. На всех и все вокруг. Она не пыталась выпендриваться, выделяться, привлекать внимание. Не старалась завести друзей или поддерживать разговор. Ей было все безразлично. Весь мир словно крутился вокруг Майка. И я никогда не мог понять, как она к нему в действительности относится — любит, терпит или просто развлекается?
Они же были абсолютно разные. Он — автомеханик, который гоняет на байке, трахает девок и пьет пиво по вечерам. Она… сразу видно белоручка, другой породы, другого воспитания. Слишком правильная, что быть рядом с Майком. Она словно заблудилась, потерялась. Красивая, изящная, холодная, отстраненная и почему-то адски привлекательная…
Все девки вешались на меня. Конечно… самый крутой и дорогой байк, ролексы на руке, брендовые шмотки. Абсолютно каждая девка в той тусовке готова была лечь под меня стоило лишь махнуть рукой. Да и не только в той тусовке, чего уж греха таить. Я привык так жить, таким быть. Привык трахаться, с кем хочу и когда. Привык, что это легко и просто — заняться сексом с той, что приглянулась.
Я бунтовал тогда адски — против ожиданий родителей, системы, правил. Ненавидел, когда меня звали Тимуром — представлялся исключительно Тимом. Не носил рубашки и галстуки. И даже на официальные встречи приходил в футболке и джинсах. Большую часть времени я тусовался, совершенно не представляя, что дальше делать со своей жизнью. Единственное, на что рассчитывал — каким-то образом все сложится так, и я смогу избежать участи подключаться к отцовскому бизнесу. Мысль, что мне придется продолжать дело отца — здорово нервировала и выжигала.
Я выбрал тогда стратегию страуса. Родители умерли, мне нужно было уже брать управление бизнесом в свои руки, а я гулял, пил и трахался. И чего-то ждал. Ждал, что все как-то само сложится, произойдет без моего вмешательства и участия. Дождался… Простое правило жизни: или ты создаешь правила, или ты живешь по чьим-то правилам.
Да, тогда мне казалось, что все просто в моей жизни. Есть бабло, внешность — и это уже гарантия хорошей жизни. А хорошая жизнь она какая — тусовки, бухло, скорость, гонки, секс. Много секса. А что еще нужно? Я могу делать все, что хочу, могу легко заполучить любую. А все остальное — меня не волнует. Девушки смотрят так, как будто уже готовы раздеться. Кайф, что сказать. Можно лишь кивнуть, даже не произносить просьбу вслух и вот — самая сексуальная красотка на твоих коленях.
Но не она. Не Саша. Она смотрела сквозь меня. Не замечала. Кривила нос, словно ей противно находиться рядом. Даже, когда я ее цеплял, ехидничал, она просто отбривала, но делала это так, будто ей неинтересно, скучно. Словно она хочет, как можно быстрее избавиться от моего общества.
А Майк точно бездомная шавка, нашедшая дом, крутился около нее. С каждым днем они появлялись вместе все чаще, а он все меньше отпускал ее от себя. Майк долго утверждал, что у них — ничего серьезного, а потом перестал так говорить.
А я… не знаю даже. Просто смотрел со стороны, бесился, но не собирался ничего делать.
Да, она меня раздражала. Да, я ее хотел. У меня вставал в одну секунду стоило ей посмотреть на меня этим чертовым холодным, высокомерным взглядом.
А еще меня бесило, что Майк, единственный мой практически друг за столько лет, которому не нужны были от меня деньги или что-то еще, начинал все чаще предпочитать мое общество ее присутствию…
А ведь я правда тогда впервые за долгие годы вновь поверил в мужскую дружбу. С Майком было просто. Он сам такой — прямолинейный, без заморочек. А у меня за всю жизнь и не было друзей то, если не считать детскую дружбу со Смоляновым. И вот — Майк. Абсолютно из другого мира. Мы говорим о байках, смотрит вместе футбол, участвуем в гонках, тусуемся — и мне кайфово. До сих пор не понимаю, почему я решил тогда все перевернуть и испортить…
Не знаю, что за черт в меня вселился на дне рождении. Я психанул. Сам от себя не ожидал. Я вообще не понял, как тогда все так завертелось. Просто увидел ее в тот день, и вся кровь покинула голову и переместилась резко вниз. Мне хотелось коснуться хоть на чертову секунду, сжать до боли, прижать к ноющему члену. А еще лучше… насадить ее так резко и глубоко как только могу. И двигаться в ней, пока ее изумрудные глаза будут околдовывать своим невероятным гипнотическим цветом.
И все закрутилось… сложно, странно, запутанно. Я не хотел отношений, но еще больше не хотел — отпускать ее. Я просто сходил с ума — так хорошо мне было рядом с ней. Так охренительно хорошо. И я радовался как глупец, когда эти изумрудные глаза начали наконец смотреть не сквозь, а на меня. И как смотреть… будто я для нее весь мир, целая гребаная Вселенная. Как от такого отказаться?