– Будем, – кивнула Женя.
– С билетами разберусь, подойдите ко мне, выдам.
– А чаю, браток, нутро погреть?
– Только поставил, и стаканов нет.
– Чтоб у солдата не нашлось во что налить?! – рассмеялся Владимир.
Улыбнулся и проводник.
– Солдат нигде не пропадёт, это ты верно, – проводник встал и вышел.
– Батыгово далеко? – спросила Женя.
– За одну до Иванькова, – Владимир смотрел на неё с ласковой улыбкой. – Ничего, сестрёнка, доедем.
Женя кивнула.
– Конечно, доедем. Да, а чай у нас есть, – и посмотрела на Эркина.
Эркин встал и взял с верхней полки свой мешок. Пока он развязывал узел, Владимир выложил на стол свои припасы. Такой же пайковый пакет, а ещё кружок твёрдой колбасы, завёрнутый в тряпку кусок сала, две луковицы, небольшая фляжка и тряпичный узелок с сахаром. Эркин и Женя не смогли скрыть удивления, и Владимир улыбнулся, ставя на столик свою помятую кружку.
– Это мне в госпитале на дорогу выдали. Что по табелю положено, ну, и по хорошему знакомству добавили. Доставай кружки, ужинать будем, – и Жене: – давай, сестрёнка, хозяйничай. А мы для начала… – он многозначительно потряс флягой.
– Водка? – спросила Женя.
– Спирта нет, – Владимир несколько нарочито вздохнул. – Не дали.
– Я не буду, – покачала головой Женя.
– За возвращение надо, сестрёнка. Что мы выжили. Гнули нас, ломали нас, – глаза его стали на мгновение злыми, – что не они нас, а мы их в землю вбили. И домой едем. За это надо.
Он положил на стол длинный с цветной ручкой нож и по-хозяйски уверенно стал разливать водку. Две кружки до половины и третью на донышке.
– Вот так, сестрёнка.
Спорить с ним было нельзя. Эркин чувствовал это, да и… да и не с чем спорить. Тогда, на королевском ужине они говорили о том же и почти теми же словами. Видно, поняла это и Женя. Она взяла нож и стала нарезать хлеб и сало.
– Ты не экономь, – улыбнулся Владимир. – Толще режь. А синеглазке чаю, чаем чокнется.
– Разве чаем чокаются? – удивилась Женя.
– Ей ещё можно, – хмыкнул Владимир.
Эркин положил на стол свой пайковый пакет, достал нож. Владимир мотнул головой.
– Оставь. Вам до Иванькова больше ж не дадут, так? – Эркин вынужденно кивнул. – Ну вот. А Вам дитё кормить.
Эркин на мгновение опустил ресницы, молча вскрыл пакет, достал тушёнку и хлеб и стал делать бутерброды. Владимир с весёлым удивлением посмотрел на него, но промолчал. Сделав бутерброды с салом, Женя из фляги налила Алисе чаю.
– Ну, – Владимир взял свою кружку и поглядел на Эркина.
Эркин сел рядом с Женей и тоже взял кружку.
– Ну, за Победу!
– За Победу! – кивнул Эркин.
Четыре кружки со звоном столкнулись над столиком. Эркин, поднося к губам кружку, поймал краем глаза встревоженный взгляд Жени и улыбнулся ей.
Женя только пригубила, но мужчины выпили до дна и молча сосредоточенно накинулись на хлеб с салом и луком.
– По второй? – предложил Владимир.
– Мне хватит, – покачал головой Эркин, прикрывая ладонью свою кружку.
– Свою меру знать – великое дело, – кивнул Владимир, убирая флягу.
Эркин кивнул, молча жуя сало. Тёплая волна толчками окутывала его. Женя взяла флягу с чаем, чтобы налить им, но Владимир коротким жестом остановил её и, взяв её кружку с остатком водки, аккуратно и точно перелил поровну себе и Эркину.
– Как раз по глотку.
Эркин взял кружку, чувствуя, что голова остаётся ясной, что сегодня он её удержит.
– За что?
– За кого, браток. За тех, что не дожили, пусть земля им пухом будет, – вздохнул Владимир и строго поправил Эркина: – Когда в память пьют, то не чокаются.
Они выпили, и Женя тут же налила им чаю из фляги. Чай был ещё тёплым, и Владимир улыбнулся.
– На вокзале покупали?
– Ну да, в буфете.
– А я не успел. Не на тот перрон забрёл, так пока дошкандыбал, уже посадку объявили.
Эркин кивнул. Тёплый чай приятно освежил горящий от водки и лука рот. Владимир посмотрел на прильнувшую к Жене Алису и улыбнулся.
– Уморилась, синеглазка.
– Весь день в дороге, – ответила Женя, обнимая Алису.
Эркин допил чай и встал.
– Пойду, постель возьму, – и Владимиру: – Принести тебе?
– Спасибо, браток, – Владимир полез в нагрудный карман гимнастёрки. – Сейчас деньги дам. Рубль там?
– Потом, – отмахнулся Эркин, выходя из их отсека.
На выходе очередной толчок поезда шатнул его, так что пришлось ухватиться за стояк. Но пьяным он себя не чувствовал.
Эркин шёл сквозь галдящий, пьющий и поющий вагон, как через праздничный Цветной квартал. Пустые боковые полки и набитые под завязку отсеки, а кое-кто уже спал, завернувшись с головой в шинель или одеяло.