– Ну как, отоспался, парень? Не видно тебя чегой-то было.
– Ага, – ответно улыбнулся Андрей. – За всё прошлое и будущее.
– Это точно, – охотно засмеялись в ответ.
– А что, мужики, – невысокий широкоплечий парень со следами ожогов на лбу залихватским плевком утопил плавающий в луже окурок. – Пахали без продыху, приедем – опять впряжёмся, задарма ж не проживёшь, так здесь только и отоспаться.
– Приятно понимающего встретить, – ухмыльнулся Андрей.
Его поддержал дружный хохот. Пошёл общий неопасный – если следить за языком – необязательный трёп. Но и спешить некуда, и… птичка по крошке клюёт и сыта бывает.
За этим трёпом незаметно подошло время ужина. Уже у столовой Андрей встретился с полуседой сухощавой женщиной.
– Сделала я твоё, – она протянула аккуратный свёрток. – Приготовь на завтра, что ещё стирать.
– Спасибо, – Андрей ласково улыбнулся ей. – Да неловко, я и сам…
– Неловко штаны через голову, сидя под столом, надевать. Слышал такое?
– А-то!
– Вот и не спорь. Я в матери тебе гожусь. Всё понял? – Андрей кивнул. – Тогда беги, к себе отнеси, а то загваздаешь за столом.
Андрей с трудом выдрался из толпы и побежал в барак. Сегодня утром, когда он пришёл в прачечную и под визг и хохот стал отругивать себе место у корыта, она сама подошла к нему, бесцеремонно и властно отобрала рубашку, трусы и носки и попросту выгнала:
– Ступай. К ужину сделаю.
Что ж, он уже слышал, что многие из мужского барака отдают в стирку таким же одиночкам из женского. Но ведь раз постирает, другой постирает, и ты уже семейный. Хотя эта, видно, из других. «В матери гожусь». Ладно, пока его это устраивает, а там… там посмотрим.
Он быстро сунул свёрток в тумбочку. Сумку свою, чтоб хоть и пустая, а не мозолила глаза кому не надо, он сдал в камеру хранения, и всё его имущество было теперь на нём и в тумбочке. Никахи нет, вот ведь мужик, спит, хоть из пушки над ним стреляй, а к жратве всегда в первую очередь успевает.
Сам Андрей в первую очередь, разумеется, опоздал и потому включился в тот же, что и курилке, трёп.
Первых уроков ждали если не со страхом, то с тревогой уж точно. Неизвестное и непонятное всегда страшно.
Артём после работы забежал домой переодеться. Лилька с Санькой вчера тоже в первый раз на занятия сходили и рассказывали: учительница ничего, не злая, и похвалила их за то, что во всём чистеньком пришли, так что и ему так же надо.
Он бежал по блестящей искрящейся под уже весенним солнцем дороге. Стало жарко, и Артём распахнул куртку, сбил на затылок ушанку.
– Эй, паря, продует! – окликнули его с проезжающих мимо саней.
Артём с улыбкой отмахнулся. Ему всего-то ничего осталось, вон уже проулок их виден.
– Тём, куда летишь?
– Домой!
Ну, вот их расшатанный облезлый забор – на сугробах держится, а как стает снег, так и завалится, чинить надо, укреплять. Он даже калитку не стал открывать, а с ходу перепрыгнув через неё. Артём взбежал на крыльцо и влетел в тёмные сени. На ощупь нашёл дверь.
– Тёма, ты?
– Ага!
– Санька, Ларька, Тёмка пришёл!
Они облепили его, стаскивая с него, выхватывая из его рук ушанку, варежки, куртку, сапоги.
– А деда в мага́зин пошёл.
– Тём, а ты денежку принёс?
– А Зотиха нам молока принесла.
– Тём, а ты…
– Бабка где? – вклинился в их гомон Артём, отряхивая руки и принимая от Лильки полотенце.
– А с дедой пошла.
Артём молча кивнул. Бабке он не доверял, но посоветоваться было не с кем, да и… Нет, она их, голых и босых, как говорится, пустила, и не теснила никак, но… но она слишком явно охмуряла деда. Понятно всё, но если дед женится на ней, то куда ему с малышнёй тогда деваться? Они-то бабке на хрен не нужны, любому мальцу-недоумку понятно. Жаль, ведь только-только жизнь стала налаживаться. Он отдал Лильке полотенце.
– Пошли к нам.
В доме были кухня и две горницы. Ту, что поменьше, бабка оставила за собой, а большую им сдала. А кухня стала как бы общей, но Артём предпочитал держаться в «своей». За неё уплачено, так что он в своём праве, а на кухне… ну, поесть, умыться – это да, а всё остальное – уже из милости, а она… по-всякому обернуться может, ну её…
В горнице он вытащил из-под кровати сундучок, ещё от мамки остался, где хранилось всё их имущество, и достал новенькую, только третьего дня купленную рубашку в ярко-зелёную с чёрным клетку.