– Переписать, да?
Женя всегда заставляла его переписывать ошибки.
– Правильно, – кивнула Полина Степановна и стала объяснять, кто что должен сделать дома к пятнице. Следующий урок в пятницу. Принести учебники, прописи и тетради.
– Всё ясно?
Они дружно закивали. И прозвенел звонок.
Когда Полина Степановна вышла, все дружно достали сигареты и повалили в коридор. Не так покурить, как размяться и вообще… кто бы думал, что учиться так тяжело… ага, сидел на месте, а спина мокрая… Вокруг тоже обсуждали свои уроки и учителей.
Обсуждали и в учительской.
– Не так страшно.
– Да, я ожидала худшего.
– Но с разноуровневыми тяжело работать.
– К осени сформируем нормальные классы.
– Представляешь, говорит, что закончил пять классов, а знания… не выше третьего. Половина таблицу умножения не помнят.
– Свободно читает практически один.
Джинни в который раз перекладывала и подравнивала стопку учебников и тетрадей. Полина Степановна, сидя за своим столом, с улыбкой наблюдала за ней.
Эркин пошевелил плечами, отклеивая прилипшую к лопаткам ткань рубашки. Занимаясь с Женей, он так не уставал. Как же он так ошибся при переписке, стыдоба, что и говорить. Стоявший рядом с ним Артём шевелил пальцами, разминая кисти.
– Думаешь, потом легче будет?
– Не знаю, – пожал плечами Эркин и усмехнулся. – Посмотрим.
– Говорят, английская грамота сложнее, – пыхнул дымом Карпов, молодой голубоглазый мулат.
– Про русский тоже говорили, что его выучить нельзя, – возразил Никонов, перемешивая русские и английские слова.
Эркин кивнул.
– А здорово тебя выучили, – с лёгкой завистью сказал ему Андреев. – Лучше всех читал.
– И ошибок насажал, – невесело улыбнулся Эркин. – Ладно, пошли.
Чувство времени и здесь не подвело его. Они как раз вошли в класс и рассаживались, когда зазвенел звонок.
– Да, Олег, а ты чего вскакиваешь? – Спросил Павлов, один из негров со стройки.
За Трофимова ответил Тим.
– Положено так, когда учитель входит.
– Да-а? – удивился кто-то.
Эркин нахмурился, припоминая, как это было в питомнике, но в класс уже входила в обнимку со стопкой учебников Джинни, и он встал вместе со всеми.
– Здравствуйте, – весело улыбнулась она и продолжила по-английски: – Садитесь пожалуйста. Давайте знакомиться, меня зовут Дженнифер Джонс, я буду учить вас английскому языку.
Её весёлый щебечущий голос стягивал у Эркина ознобом кожу на лопатках. Страшным усилием он сдерживал себя, стараясь помнить, где он и кто он. Напряглись и остальные цветные. В открытую смотрели на Джинни только трое, все белые, а остальные сидели, опустив глаза. И когда называли их имена, вставали и отвечали на вопросы, глядя на свой стол. Джинни чувствовала это напряжение, появившееся и растущее отчуждение между собой и классом и не могла понять его причины. Почему это, откуда, что она делает не так?
И вдруг…
– Прошу прощения, – Тим поднял руку. – Могу я задать вопрос?
– Да, конечно, – растерянно улыбнулась Джинни.
Тим встал и выпрямился во весь свой рост.
– Ещё раз прошу прощения, но… мы должны говорить вам «мэм»?
Джинни медленно, начиная понимать, покачала головой.
– Нет, можете называть меня по имени.
По классу прошёл лёгкий неопределённый шум. Тим, кивнув, сел.
– Могу ли я, – спросила теперь Джинни, – обращаться к вам так же просто по имени?
В ответ смущённые улыбки и кивки.
– Хорошо, – уже свободно улыбнулась Джинни. – тогда продолжим.
Недоразумение благополучно разрешилось, но Эркин продолжал хмуриться. Да, Тим – молодец всё на свои места поставил, а он… он ведь знает Джинни, мисс Дженнифер Джонс, знает её мать, они их соседи, всё всегда было нормально, и на беженском новоселье он у них был, так чего же, что не так? Он слушал объяснения Джинни, послушно открывал книгу, даже успевал удивиться, что многие буквы совсем как русские, а читаются по-другому. А думал о другом. Чего он боится? Почему страх не проходит?
И прозвеневший звонок не вывел его из этого состояния.
– А и впрямь труднее русского, – сказал, закуривая, Павлов.
– Угу, – кивнул Трофимов. – Написано «а», а читай «эй».
– Нет, так буква называется, – поправил его Тим. – А читается по-разному.
– Оно и есть, – Трофимов вздохнул. – Трудно будет.
Эркин слушал, кивал и хотел одного: чтобы всё это кончилось.
Зазвенел звонок, и они вернулись в класс.
Второй урок, к общему удивлению, был легче. Джинни писала на доске короткие слова, а они хором читали их, поправляя друг друга. Тим в своём углу писал заданное ему упражнение на неправильные глаголы. И опять… Эркин делал всё со всеми, как все, но всё то же ощущение тупого страха не оставляло его. Да что с ним такое, чёрт побери?! Ведь дело не в том, что она белая. Он что, первый день на свободе, что ли? В лагере уже и смотрел прямо, и говорил, и знает же он её. В чём же дело?