На улице было уже прохладно, но вечер с его гульбой ещё не начался. У Брукса их встретили как старых клиентов – в третий раз ведь обедают. Марк изо всех сил старался есть правильно, не чавкая, не хлюпая и без рук, только ложкой и вилкой. Ларри улыбнулся ему.
– Молодец.
Ларри совсем успокоился и планировал обычный вечер. После обеда они немного погуляют, купят еды на завтра, а потом домой, он посмотрит рисунки Марка, проверит, как тот написал заданные буквы и слова, и, если всё правильно, будет читать вслух или рассказывать когда-то прочитанное. Вчера он рассказывал, как старик-отец проверял любовь своих дочерей. А что сегодня? Ну, посмотрим, подумаем и придумаем.
Марк, вздохнув, облизал ложечку от десерта. Ну почему всё хорошее так быстро кончается?
За две недели снег заметно осел и вообще… стал другим, не зимним. Днём на солнечной стороне звенела капель и даже лужи появлялись.
Зина шла осторожно, боясь ненароком поскользнуться. И сама не знала: радоваться ей или… Да нет, конечно, радоваться, ведь это же счастье, и Тимочка говорил ей ещё тогда, ну да, в дороге, что хочет детей, и квартиру потому на восемь комнат хотел просить, а что нету такой, так и в этой им ещё долго не тесно будет, а всё же сердце не на месте…
…Врач смотрит на неё поверх очков и улыбается.
– Ну что, голубушка, третий месяц у вас…
…Зина вздохнула и остановилась у магазинной витрины. Покупать заранее – конечно, плохая примета, но посмотреть да прикинуть – это ж совсем другое, это можно. Коляска, кроватка, а это что? Столик пеленальный? Ты смотри, как придумано ловко, и с ящичками, и… и стоит сколько? Ой, мамочки, господь всемогущий, с ума сойти! А ведь ещё столько всего купить придётся. Ладно, как Тимочка скажет.
Она снова вздохнула и пошла дальше. А совсем ведь весна, ещё день другой такого солнца, и потает всё по-настоящему. Диме и Кате сапожки нужны, резиновые, ей говорили, что есть с тёплыми вкладышами, и себе тогда такие же, валенки уже не годятся, промокать будут, пальто у Димы есть, померить надо, вроде там, если вырос, то ещё выпустить можно будет, а Кате придётся купить, а самой-то… ну, пока она ещё в зимнем, а потом что, куртку старую надевать, что ли? Так уж больно страшная, да и не ходит никто в угонном.
Она шла, жмурясь на солнце, прикидывая грядущие покупки и не думая о самом главном: как она скажет о ребёнке Тиму.
Как всегда, в «не учебные» дни Артём шёл домой не спеша, шлёпая по раскисающей на глазах дороге. Снег стал зернистым, пропитанным водой и совсем по-другому поддавался под ногами. И руки не мёрзнут, хоть он и без варежек. Артём шёл, подставив лицо солнцу, наполовину в слепую. Как всё-таки всё хорошо! Прошлой весной он и не думал, что может быть так хорошо.
Он только-только начал вставать после горячки и всё время мёрз. И хотел есть. А еды было мало. В разорённых имениях уже ничего нельзя было найти. Или там уже жили. Но на работу не нанимали. И они всё шли и шли. Где задерживались на неделю, где только ночевали, где… всё путалось. Он ходил за дедом, покорно делая всё, что ему говорили, а дед вздыхал, называл его в сердцах «варёным», «малахольным» и «снулой рыбой», а мамка утешала, что очунеется, шутка ли – столько в жару лежать… с этих слов он и начал русский язык учить. А сейчас даже странно подумать, что не знал.
Впереди на дороге разлеглась такая сияющая лужа, что он не смог удержаться: разбежался и перепрыгнул через неё. Из-под сапог брызнул во все стороны смешанный с водой снег. А вот и тропка на их проулок. Сугробы заметно пониже стали, ну да, на целый палец больше доски торчат и видно, что перекошены. И снежная баба во дворе как-то накренилась и осела. На крыльцо с визгом вылетела Лилька.
– Тё-ёма-а!
– Ага, я!
Артём взбежал по ступенькам и втолкнул Лильку в сени.
– Ты чего?
– А ничо! – смеялась Лилька. – А мы тебя ждём.
– Ага, – удовлетворённо кивнул Артём, расстёгивая куртку.
– Ну куды, куды?.. Валенки-то к печке давай, – высунулась в сени бабка. – Горе моё!
– Я в сапогах, – уточнил Артём, входя в кухню и пристраивая сапоги на просушку.
– Один хрен, – бабка вытащила из печи и бухнула на стол чугун со щами. – Давай за стол. Лилька, деда зови, а этих охламонов где носит? Вы долго валандаться будете, жилы из меня тянуть? Лилька, морду Ларьке вымой.
Артём вытер руки и сел к столу. Он уже знал, что по-другому бабка не говорит, и ругань её без злобы, но всё равно ему всякий раз было не по себе.