И Марья Петровна невольно улыбнулась: раз он заговорил о сущностях, значит, самое страшное миновало. Не у него первого срыв, да у каждого, прошедшего через войну, такое, массовое – она горько усмехнулась – явление. И рассказывали, и сама видела, и у самой… чего там скрывать. Правда, обошлось без свидетелей, сама отбушевала, сама справилась, хорошо – никого не убила и не покалечила, и тоже только потому, что никого рядом не оказалось. Гаря ещё лучше многих держится. Ну, так на то он и Крот, «легендарная, – как шутит Змей, – личность, широко известная в узких кругах». И конечно, это такой удар, когда знаешь, что все погибли, давно, когда уже переживёшь, успокоишься, и тут такое… как по ране ударят. Недаром и комендант, и особист, даже ничего этого не зная, всё равно всё поняли, особист даже сказал, что к лучшему, мол, теперь испугавшиеся затрепыхаются и проявятся. И остальные сразу вспомнили о своих делах и разошлись, оставив их вдвоём.
– Я не мог тебе сказать тогда, в январе.
– Господи, Гаря, я всё понимаю. Дважды похоронить…
– Понимаешь, Маша, если бы я тогда, в сентябре, настоял, если б знал… он был бы жив, я бы увёз его, – Бурлаков мягко высвободил руки. – Ладно, чего жалеть о несделанном. Давай о делах.
– Давай, – готовно кивнула Марья Петровна. – Ты обратил внимание, что бывшие рабы практически все семейные?
– Да, – Бурлаков залпом допил остывший чай и придвинул к себе бумаги. – Будем надеяться, что браки не фиктивные. Маша, справки по многодетным подбери пожалуйста. И сходи к Львёнку, пусть по подросткам подготовит.
Началась обычная рутинная работа. Марья Петровна не любила её, но сейчас была даже рада. Лишь бы он успокоился.
Стояли тёплые весенние дни. Элли не помнила такой весны. Весна – время томления, неясной тревоги, нелепых ожиданий, а сейчас… тихое умиротворение, покой. Такой… такого она ещё никогда не испытывала. И всё это сделал простой газетный лист.
Она ехала в Колумбию, надеясь найти там работу. В Колумбии жила Мирна – её подруга, однокурсница и соседка по комнате в общежитии медицинского колледжа. И она не ошиблась: Мирна встретила её радостно, попеняла, что так надолго и безвестно исчезала, и согласилась, что пока Элли поживёт у неё, оглядится и присмотрится.
– Деньги у меня есть, – сразу сказала Элли.
– Оставь себе, – отмахнулась Мирна. – Тебе надо одеться и вообще. Ты же меня сколько раз выручала.
– Да, а как твой… – Элли замялась.
Но Мирна только расхохоталась.
– Это который? Да ну их всех в болото!
И Элли рассмеялась в ответ.
Посовещавшись за чашкой кофе с тортиком, вернее, тортиками, они решили, что спешить некуда, надо осмотреться, подумать, ну и…всё понятно. Два дня прошли в упоительной беготне по магазинам даже не так за покупками, как просто посмотреть. Благодарение Богу, что осталась в прошлом война с её нелепыми призывами к личным самопожертвованиям и самоограничениям во имя общей победы. Правда, их и раньше не соблюдали, и каждый жил по своим средствам, а кто мог и сверх средств, а уж теперь-то… а она жутко отстала от моды. А на третий день Мирна разбудила её, потрясая газетой.
– Мой Бог Мой Бог, Элли, ты только посмотри, я-то сдуру чуть не сняла там дом, ужас какой, ты только прочитай!
Элли сонно села в постели – накануне была в театре, ну, да, кабаре, но не дорогое, очень весёлое, так что вернулась намного после полуночи – и взяла свежий, ещё пахнущий типографией лист «Новостей». И на неё с газетной фотографии глянуло страшное мёртвое лицо Джима. Как она смогла удержаться, не закричать, согласиться с Мирной, что, конечно, квартира безопаснее такого отдельного дома, вот так убьют и не найдёт никто.
– Смотри, Элли, вот… «Труп пролежал не менее двух и не более трёх суток». Вот так зарежут, и никто даже не узнает. Кошмар какой. Ладно, – Мирна встала. – Я в душ, а ты посмотри ещё, если хочешь.
– Да-да, – откликнулась она.
И пока Мирна смывала в ванной пот, усталость и тревоги своего ночного дежурства в клинике, Элли читала. Снова и снова, хотя всё поняла сразу. Это Джек, больше некому. И пришёл к ней. «Здесь нельзя оставаться». Разрезал живот и перерезал горло… да, она понимает, что второе было уже лишним, ранение в живот смертельно, если сразу не оказана помощь. А потом Джек пришёл к ней, был нежен и добр, отдал ей деньги. Двести тысяч на трупе, Джек их не взял, или… нет, она никогда не узнает, что и как там произошло, но она так же твёрдо знает главное: Джек убил Джима из-за неё, нет, ради неё. Он… он мстил за неё. И ничего больше она и знать не хочет. И думать об этом – тоже.