– Ну да, – кивнул Симон.
Больше они не разговаривали.
Въехав на окраину Спрингфилда, Симон повёл машину вдоль путей. Вряд ли русские будут грузить раненых на вокзале. Скорее в каком-нибудь тупике. И вряд ли будет большая охрана. В газете было, что весь русский персонал уезжает этим же поездом, так что парней наверняка используют как грузчиков. И Андре наверняка там.
Он не ошибся ни в чём. А охраны практически нет, оцепления не видно, только часовой у калитки в старой решетчатой ограде. На всякий случай Торренс оставил машину подальше, но на спускавшемся к путям откосе.
– Не пойдёшь со мной? – насмешливо спросил он Сида.
– Я хочу жить, – отрезал тот.
– Я тоже, – кивнул Симон и, уже вылезая из машины, уточнил: – Я хочу жить человеком, Сид.
Симон не стал спускаться к путям, а пошёл по откосу, выглядывая Андре среди суетящихся у вагонов и грузовиков людей в форме и в штатском, мелькали там и белые халаты. Да, вот и он. В тех же армейских штанах и ковбойке с закатанными рукавами, та же пышная шапка кудряшек, гибкая стройная фигура, завораживающая красота движений… Не отрывая глаз от Андре, Симон сел на откос, на тёплую, прогретую весенним солнцем землю, уже покрывшуюся молодой топорщащейся травой, и стал ждать.
На одинокую фигуру на откосе никто особого внимания не обращал. Все были полны одним: уезжаем! Грузим раненых, грузимся сами и уезжаем! Домой! На Родину! В Россию! И Андрей со всеми шумел, бегал, хлопотал. И не сразу почувствовал спиной, вернее, затылком чей-то упорный взгляд. Несколько раз обернулся, но понять, кто же на него смотрит, не смог. А чужой взгляд всё не отпускал его. Но кто это? Откуда смотрят? Кому и зачем он нужен? И заложив в вагон очередной тюк, Андрей выбрался на более открытое место и стал оглядываться уже всерьёз. Лицо его посуровело, брови сошлись на переносице.
Симон видел, как он оглядывается, и, не шевелясь, ждал. Должен увидеть, должен понять… что именно? Да всё. Увидел? Да, увидел.
Андрей в самом деле наконец сообразил поднять глаза и увидел одинокую фигуру на откосе и сразу узнал её. Что ж… В тот раз ему врезали за то, что он других в свои проблемы впутывает, правильно врезали. Ну, так сегодня он сам справится. Надо будет только этого чёртова беляка хоть за кусты увести, а то глаз вокруг слишком много.
Увидев, как Андре идёт вдоль ограды к калитке, Симон встал и, не спускаясь, поверху пошёл навстречу.
Выйдя за калитку – выпустили его ни о чём не спрашивая: примелькался, не первый день они грузятся, да и охрана своя, госпитальная, он почти всех не по имени так в лицо знает, как и они его – Андрей стал, не спеша, подниматься вверх по узкой тропинке.
Симон ждал. Он стоял, засунув руки в карманы, и молча смотрел на подходившего к нему высокого красивого негра.
Андрей остановился в двух шагах: напрягать голос не нужно, руками до него не дотянутся, а он ногами достанет.
– Здравствуй, – заговорил первым Симон и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я читал, что госпиталь уезжает. Ты тоже едешь, так?
Андрей не ответил. Это всё так, сотрясение воздуха, как говорят по-русски, не для этого гад прикатил. И не больной уже, и они не в госпитале, так что врезать, если что, то он в своём праве.
– Почему ты молчишь? – Симон еле заметно усмехнулся. – Тебе запретили говорить со мной?
И Андрей не выдержал.
– Нет, я сам не хочу. Зачем приехал?
Он старался говорить грубо, но сам чувствовал, что получается это у него плохо. Симон улыбнулся.
– Поговорить. Не бойся меня.
– Мне нечего бояться.
Симон кивнул.
– Да. Я… я хотел тебя спросить. Тогда в госпитале, ты помнишь, что ты сказал, – он не хотел, но в голосе, помимо его воли, прорывалась просящая, даже умоляющая интонация. – Ты сказал, что тебе было… противно… со мной. Скажи, это так, для спора, сказал? Ведь так? Я знаю, что не красавец, но… но не настолько же. Скажи.
Андрей невольно отвёл глаза: таким стало лицо Симона. И нехотя, уже другим тоном сказал:
– А мне со всеми было противно. Ещё с питомника. А вы… бывало и хуже.
Симон заставил себя улыбнуться.
– Спасибо, утешил.
Андрей, по-прежнему опустив глаза, носком ботинка двигал камушек. Они стояли в двух шагах друг от друга, но это уже не было дистанцией удара, и оба это чувствовали.
– Ты уезжаешь, – снова начал первым Симон. – Я знаю. Я… не думай, удержать тебя, отговорить я не могу, знаю, ты всё равно уедешь. Но… но, если что вдруг, вот… – он достал из внутреннего кармана бумажник, вынул из него визитную карточку. – Вот, возьми. Ко мне ты можешь всегда… И ещё. Тебе же нужны деньги, ну… нет, не думай, это как взаймы, отдашь, когда сможешь.