– Напоследок можно, – улыбнулся Андрей.
Они шли по перрону, и с каждым шагом встречных всё меньше, а попутных и вовсе нет. Глухой забор-стена поперёк путей, вывеска над дверью.
– Ну, – Тошка взялся за ручку, – будь ты проклята, Империя! – и открыл дверь.
Кит и Андрей молча прошли следом за ним.
– Репатрианты? – встретил их вопросом офицер за барьером. – Документы.
– Ага-ага, – закивал Тошка. – Щас.
– Здравствуйте, – загудел Кит. – Вот они.
– Здравствуйте, – улыбался Андрей, доставая, как и остальные, пакет.
Забрав их визы, маршрутки и удостоверения, офицер передал их девушкам-канцеляристкам для оформления и регистрации, а им дал бланки и ручки.
– Заполняйте разборчиво.
Андрей писал быстро и уверенно, не обращая ни на что внимания. Раз он сидел в библиотеке и умеет загибать по-учёному, то и писать может свободно. Ну вот, теперь деньги. Две сотенных и на три кредитки мелочи, он всё-таки потратился, прикупив себе кое-что в дорогу, совсем же без вещей нельзя, а там ещё сигареты-конфеты, ладно, двести три прописью, золото, драгоценные камни, оружие – всюду прочерки. Он так и не купил себе настоящего ножа. Не рискнул идти в город, да ещё за такой покупкой. Всё? Да, всё. Он протянул офицеру свой бланк.
– Пожалуйста.
Офицер быстро просмотрел, кивнул и показал на дверь у левого конца барьера.
– С вещами на досмотр.
Андрей подхватил свою сумку и, не оглядываясь, на Кита и Тошку, ещё пыхтевших над своими бланками, пошёл к двери.
Пустая комната, только большой стол посередине. Практически сразу, как возникнув из стены или из-под пола, к столу подошёл военный, но в немного другой форме. Таможенник – догадался Андрей и сам, не дожидаясь команды, расстегнул молнию и хотел уже вытряхнуть на стол содержимое сумки – шмон есть шмон, не время права качать – но его остановили неожиданным:
– Не надо.
Андрей сам не заметил, как заложил руки за спину, сцепив пальцы, и молча смотрел, как таможенник перебирает его вещи. Рубашки, трусы, носки – всего по три, четвёртая смена на себе, два полотенца, пакет с мылом и мочалкой, бритвенный прибор, зубная щётка и уполовиненный тюбик с пастой, кружка, миска, складной столовый прибор – ложка, вилка и нож на одной рукоятке, всё-таки прельстился: и всегда нужно, и за оружие не посчитают. И всё, больше у него ничего нет. Но смотри, как аккуратненько, всё, как лежало, так и лежит. В Мышеловке их так же шмонали. А теперь что, личный досмотр? Раздеваться?
Но, к его удивлению, этого тоже не понадобилось. Ему отдали его вещи и показали на следующую дверь.
– Проходи.
– Ага, спасибо, – Андрей подхватил сумку и пошёл к указанной двери.
И не обернулся, хотя услышал за спиной голос Тошки и шлепок заплечного мешка о стол.
В следующей комнате снова барьер. Ему вернули его удостоверение и маршрутный лист, выдали деньги: сотенная, пятидесятирублёвая, четыре десятки, две пятёрки, и три рублёвых бумажки. Билет на поезд и талон на паёк. Андрей заложил бумаги в карман, а деньги в дешёвенький, купленный в лагерном киоске кошелёк. Всё?
– Поезд через два часа. Паёк в буфете, – и улыбка. – Счастливо тебе.
– Спасибо, – ответно улыбнулся Андрей.
Неужели вот так, так легко прошло то, о чём чуть ли не с суеверным страхом шептались в курилке, боясь говорить в голос, чтобы не сглазить, не спугнуть удачу, о чём мечтали ещё там… Вот он, по-ночному холодный воздух, резкий свет вокзальных фонарей, серый блестящий от вечерней росы асфальт… Это уже Россия? Он прошёл?!
Не спеша, раскачивая сумку, Андрей шёл к сияющей, рассыпающей искры вывеске. Глаза, что ли, слезятся? Только этого не хватает! Он досадливо проморгался, чтобы прошло. Просторный зал с жёсткими скамьями-диванами, людей немного, многие спят, сидя или полулёжа. Буфетный прилавок. Ну-ка, чего тут есть пожрать?
Он отдал буфетчице талон и получил уже знакомый пакет с пайком, сунул его в сумку и стал рассматривать прилавок. Чаю, конечно, а к чаю чего? С рыбой почём?
– По двадцать пять копеек, а чай гривенник.
– Ага, а, – и с еле ощутимой заминкой, – вот эти?
– С икрой? По пятьдесят.
Ну, была – не была, однова живём! Он взял два бутерброда с икрой и четыре с рыбой – все разные, два стакана с чаем и большой облитый шоколадом – буфетчица подсказала название – эклер с кремом. Два сорок две.
– Широко гуляешь, – улыбнулась буфетчица, помогая ему собрать стаканы и тарелочки в удобную для переноски пирамиду, – по-русски. Стаканы потом верни, залог получишь.
Андрей донёс свою добычу до ближайшей пустой скамьи, аккуратно поставил, сел, достал из кармана и расстелил носовой платок. Он устраивался обстоятельно, не спеша. Никто не отберёт, и никому не надо ничего объяснять. И наконец, всё расставив и разложив, Андрей сделал первый, самый важный глоток. Чай был действительно с сахаром. И лучше лагерного. Смешно, но он за два месяца привык, что лагерь – это место, где ждут визу и выезд, а не то, что раньше. Ну да, тогда и там – concentration camp, или ещё так называлось: camp high isolation, будь они прокляты трижды и четырежды. Икра чёрная, икра красная, рыба белая, красная, розовая и сероватая с жёлтыми прожилками. Названия он не посмотрел и не спросил, да и неважно это. Андрей ел не спеша, разминая языком о нёбо тающие во рту кусочки, наслаждаясь незнакомыми упоительными вкусами.