— Нагоним, — невозмутимо сказал инженер.
Пилот отошел уже довольно далеко, когда услышал за спиной рев винта. Оглянувшись, он увидел, что самолет сметая камешки и песок воздушным вихрем, катится по земле. Буров посторонился, но машина повернула и пошла прямо на него. Увертываться было глупо. Он вскочил на крыло и, дождавшись, пока Гусев перебрался в пассажирскую кабину, занял свое место. Шлема и рукавиц не было. Сдерживая ярость Пилот посидел в кабине несколько минут, борясь с желанием (снова выскочить на землю, потом повернул машину и покатил к месту посадки за своими вещами. Он прекрасно понимал, что Гусев заставил его нарочно совершить это обратное путешествие на колесах в наказание за его вспышку. Дружеские отношения между ними установились давно, и тем не менее инженер не пропускал ни одного случая, чтобы не приняться «вытравливать беса» в те моменты, когда Буров во время внезапных вспышек терял власть над самим собой. «Если хочешь когда‑нибудь стать первым пилотом, управляющим ракетой, — частенько говорил он, — ломай свой характер. Будет жив в тебе бес, не подпущу к ракете».
И все‑таки на этот раз Буров не до конца переломил себя. Подкатив к своим вещам, он выключил мотор, устроился поудобнее, Положив локоть на борт кабины, и закурил папиросу. Спешить ему было некуда, пусть пассажиры подождут, когда он соблаговолит сойти на землю.
Гусев, должно быть, предвидел этот маневр, потому что, едва мотор замолк, спрыгнул на землю и поднял шлем и перчатки.
Пилот в это время, откинувшись на спинку кресла, выпускал затейливые колечки синего дыма и поглядывал вправо на развалины. И вдруг он резко выпрямился — ему показалось, что невдалеке, у подножья словно растекшейся по земле развалины, некогда представлявшей собой башню, виднеется светлое пятно. Ну да, конечно же, это парашют! Теперь ошибки быть не могло. Он выскочил из машины и побежал к развалинам.
Вскоре он вновь появился около самолета.
— Алеша, нашлась, — радостно крикнул он еще издали.
Гусев быстро повернулся к подбегающему другу.
— Она нашлась, — торопливо говорил Буров, —лежит там, под стеной, правда, маленько потрепанная… досталось ей наверное при спуске, но все‑таки целехонька.
И вдруг он заметил тревогу во взгляде друга — да, именно встревоженность. В первый момент Буров не придал этому значения. Лишь восстанавливая позднее в памяти все непонятное в поведении друга в эти дни, он вспомнил и это неожиданное выражение почти испуга.
— Не может быть! — чуть хриповато сказал Гусев и как‑то неестественно, словно через силу, рассмеялся. — Да ты подходил к ней?
— Я трогал ее, понимаешь, ощупал, потому что сначала тоже не поверил.
— Чепуха, — сказал Гусев, соскакивая с крыла и направляясь к развалинам. — Не может быть! Не верю я тебе…
Пилот на ходу пристально взглянул на инженера: почему «чепуха», почему «не может быть»?
Мелкие капли пота блестели на лбу Гусева.
Они одновременно достигли места, где под стеной лежал длинный, похожий на громадную иглу корпус ракеты, пробитый и помятый во многих местах, и рядом — посеревший от пыли скомканный шелковый парашют. Только когда люди приблизились к ракете, можно было понять ее размеры — диаметр ракеты раза в полтора превышал человеческий рост. Последние шаги Гусев проделал бегом и быстро заглянул в пробоину. Положительно последнее время невозможно было понять этого человека: то он проявлял величайшее равнодушие к поискам исчезнувшей ракеты, то вдруг, когда ракета нашлась, и не думал радоваться…
Гусев выпрямился, лицо его было красным, потным, губы прыгали — его душил смех.
— Что там? — дико поглядев на друга, спросил пилот.
Он сам заглянул в пробоину и увидел, как где‑то в конце корпуса ракеты в другую брешь пробивается свет и отражается в Полированных стенках светлыми кольцами.
Ракета была пуста. Там не было ни одного прибора из числа тех, что обычно до отказа забивали ее брюхо. Ни одного!
Наконец инженер пришел в себя настолько, что мог говорить.
— Митя, ведь это же другая ракета. Как ты мог забыть?
Буров быстро оглядел развалины. Несомненно, он бывал здесь и раньше. В самом деле, как он мог забыть? Это была та злополучная ракета, над которой он пролетал месяца четыре назад, не заметив в тени стены, а потом случайно обнаружил. Ну, конечно, он сам вытащил тогда все ее потроха — то, что осталось от приборов, основательно поврежденных при неудачном спуске. А корпус, помятый и поломанный во многих местах, должны были перевезти на полигон. Пока он все еще валялся под стеной.
Пилот выругался — прямо какое‑то наваждение, уже дважды он попадает сегодня впросак.
— Я же тебе говорил — не может быть, — заметил Гусев прежним веселым и безмятежным тоном.
— Почему не может быть? — обозлился Буров. — Ты говоришь так, точно заранее знаешь, что мы ее не найдем.
Инженер заявил, что за последнее время Буров придирается к нему и что это ему надоело. Затем они отправились к самолету.
Пилот был молчалив и упорно не желал отвечать на шутки друга. Хмуро включил он мотор и уселся поудобнее.
К ущелью они подлетали уже под вечер. Пилот мастерски посадил машину на поляну и не стал выключать мотор, пока девушка выбиралась из кабины.
Мешкать на поляне не приходилось: солнце было где‑то у горизонта, долина, окутанная холодной предвечерней тенью, потемнела, потеряла подробности, и только вершины скал ярко желтели на зеленоватом небе.
Подняв машину в воздух, пилот не стал делать прощального круга — пошел на выход из долины почти бреющим полетом.
Глава 3. ТАИНСТВЕННЫЕ ЛУЧИ
В горах Ольга должна была произвести лишь очень небольшую часть исследовательских работ, которые велись в институте космических лучей. Это была первая ее самостоятельная работа, и поэтому, пожалуй, только теперь, столкнувшись с трудностями, встающими на пути исследователей космических лучей, девушка начинала понимать, какой беспокойный путь избрала себе в жизни. Она вновь и вновь восстанавливала в памяти историю обнаружения и исследования загадочных лучей, представлявшую собой цепь неожиданностей, неудач, удивительных открытий, и чем больше она вспоминала различные истории, споры, ошибки ученых в этой области, тем упорнее хотелось ей итти этим же трудным путем, не отступая перед препятствиями. Космические лучи, эти элементарные частицы вещества, обладают такими необыкновенными свойствами, что раскрыть их тайну, это значит подняться еще на одну ступеньку в познании природы и, наверное, овладеть новыми ее силами.
Прежде всего эти частицы обладают чудовищными энергиями. Если бы даже небольшая часть солнечного излучения состояла из космических лучей, то, по расчету, она мгновенно превращала бы в пар самые тугоплавкие вещества. Эта энергия так велика, что ученые не в состоянии даже представить себе те источники, которые могли породить ее. А ведь уже несколько десятилетий ведутся исследования космических лучей.
Впервые об их существовании стали догадываться в начале двадцатого века.
В 1909 году один из физиков решил доказать, что в верхних слоях атмосферы нет ионизации, то есть электризации воздуха, возникающей, как он считал, под влиянием радиоактивных веществ, испускающих быстро летящие заряженные электричеством частицы. С риском для жизни ученый поднялся на воздушном шаре до четырех с половиной тысяч километров. И чем выше он поднимался, чем более отдалялся от земли и содержащихся в ее коре радиоактивных веществ… тем больше становилась ионизация воздуха. Это было так невероятно, что некоторые не верили сообщению физика.
Вверх полетели новые аэростаты с исследователями и приборами в своих гондолах. Все выше и выше в атмосферу проникали люди, и когда они. подошли к «потолку», — техника того времени ни в состоянии была помочь человеку преодолеть большую высоту, — вверх начали поднимать одни приборы, подвешенные к шарам–зондам. Они автоматически записывали свои показания или передавали их по радио.
В 1922 году такие приборы взлетели до рекордной для того времени высоты в пятнадцать с половиной тысяч метров и отметили, что ионизация воздуха на этой высоте намного больше, чем на уровне моря. Сомнений не оставалось — вверху действовали какие‑то неведомые силы, какие‑то «лучи», подобно радиоактивным излучениям земных веществ, электризовавшие воздух.