Выбрать главу

— У нас есть физики, считающие, что самое важное — формулы и расчеты, даже если они не помогают сделать практического шага вперед… Я не против математики, но и физикам надо итти в настоящую жизнь, а иногда и не бояться риска… Вас, должно быть, этому никогда не учили…

Они возвращались в поселок молча, оба расстроенные неудавшейся прогулкой.

А через два дня они уже сидели в самолете, направлявшемся в Москву. Ольге хотелось держаться с Алексеем просто, спокойно — так, точно ничего не произошло. Но это никак не удавалось. Их разговор часто обрывался. Ольга искала подходящих слов и не могла найти их. Алексей, казалось, ничего не замечал. Он был сумрачен, молчалив, погружен в свои мысли.

И только перед самой Москвой он неожиданно оживился.

— Я все продумал, — сказал он, — ваши регистраторы лучей надо будет вынести во второй отсек и укрепить рядом с пультом. Кроме того, нужны и еще кое–какие приборы, дублирующие показания ваших регистраторов.

Ольга с изумлением глядела на Алексея.

— Почему такая перестановка? — спросила она, на мгновение позабыв, что решила больше не возвращаться на полигон среди пустыни.

— Надо сделать так, чтобы во время полета я мог лично контролировать работу приборов… Понимаете — лично, а не при помощи автоматической записи, как бы она хороша ни была.

Ольга промолчала. Она не хотела вновь вступать в спор с Алексеем. Для нее все уже решено; она сразу же отправится в подмосковный городок, где располагался ее институт, сдаст отчет об опытах с регистраторами и попросит длительный отпуск для лечения отца.

И после этого замечания Алексея девушке пришла в голову новая мысль, еще больше укрепившая ее намерение уехать: она все это время думала об опасностях на том пути, по которому шел Алексей, о тяготах и трудностях такой жизни, и никогда — о радости творческого труда. Даже если она сумеет переломить себя и останется работать с Алексеем, она будет плохой помощницей ему. Она будет ослаблять его. А допустить этого нельзя.

Алексей вытащил из кармана чертежи и стал объяснять, как, по его мнению, можно расположить регистраторы лучей, чтобы было удобно наблюдать за их показаниями человеку, который полетит в ракете.

После этого разговора Ольга почувствовала себя совсем разбитой. Алексей по-прежнему был занят своими делами.

На московском аэродроме она простилась с Алексеем и сразу уехала в городок, где располагался институт.

Здесь ей пришлось провести несколько дней: она сдала отчет о проделанных опытах, добилась отпуска для поездки к отцу. Все эти дела отвлекли ее от тяжелых мыслей. Лишь однажды она вновь разволновалась, получив от Алексея телеграмму, в которой он извещал ее о своем возвращении в пустыню. О том, как решилось его дело, он ничего не сообщал.

Последние часы перед отъездом на юг к отцу прошли, словно в тумане…

И вот она сидит в глубоком кресле самолета, и ее окутывает ровный гул винтов, такой монотонный, что временами его перестаешь замечать. Она неотступно думает о схеме применения регистраторов лучей, которую ей показал Алексей накануне отъезда.

Даже тогда, когда она взглядывает в иллюминатор и видит затянутые туманной дымкой горы или слушает гул винтов, ее мысль продолжает работать все в том же направлении. Но что она может придумать сейчас? Нужен полет в ракете, а потом — дни и ночи напряженного, лихорадочного труда в лаборатории. И тогда, может быть, будут найдены те частицы материи, которые столько лет ускользали от ученых.

И вдруг Ольга, словно проснувшись после тяжелого сна, оглядела пронизанную солнечными лучами длинную пассажирскую кабину с блестевшими на солнце металлическими оправами на спинках кресел, оживленные лица людей, обращенные к окнам. Почему она в самолете? Куда, зачем она летит? С отцом пока все благополучно, а там в институте среди пустыни Алексей наверное уже готовится к полету. Может быть они с Дмитрием полетят через два–три дня, может быть, — завтра. Она не спрашивала, когда, и Алексей ничего не говорил ей. Они полетят, а она будет далеко от них. Да разве она сможет теперь жить спокойно, зная, что там, в ракете, не будет регистраторов лучей! Разве она сможет жить без Алексея, без Дмитрия. Она оставила их в самое ответственное время подготовки к полету. Она думала только о себе и не понимала, что без увлечения делом, без работы над конструкциями ракет, без полетов не может быть Алексея. Как страшно она заблуждалась! Но теперь все ясно: у нее самой есть важное дело, она может и должна с помощью Алексея раскрыть тайну лучей. Разве можно терять хотя бы день, хотя бы час.

Ольга схватила лежавший у нее на коленях макинтош, вскочила и принялась торопливо надевать его. Она никак не могла попасть в рукава, и сосед, удивленно взглянув на нее, встал, чтобы помочь ей.

— Разве вы летите только до ближайшего аэродрома? — спросил он, — Мне кажется, вы говорили, — вам в Крым.

— Я забыла деловые бумаги, мне придется вернуться.

— Вы напрасно торопитесь, до аэродрома еще тридцать пять минут.

— Да, да, — смущенно сказала Ольга, — я посижу…

Усевшись в кресло, она то и дело взглядывала на часы, и когда самолет начал делать вираж над аэродромом, хотела было вновь вскочить, но сосед мягко удержал ее за руку: «Во время посадки лучше быть в кресле».

На аэродроме Ольга торопливо сбежала по ступенькам лестницы, приставленной к самолету, и почти бегом направилась к аэровокзалу. В пустыню, где располагался полигон, самолет шел только через пять часов. Это означало, что Ольга попадет на полигон ночью. А что, если полет ракеты назначен на завтра. Успеет ли она увидеть Алексея и сказать ему, что сейчас же вновь принимается за исследование космических лучей?

«Только бы успеть, — думала Ольга, — перед полетом он должен знать, что я буду работать».

Часы ожидания самолета на незнакомом аэродроме среди степи были мучительны. Она то и дело заглядывала к синоптику и справлялась, не испортилась ли погода, будет ли самолет по расписанию.

Самолет пришел во–время и также точно поднялся, но и в воздухе ее не оставляло тревожное чувство нетерпения. Ей казалось, что степи, а затем извилистые темные хребты внизу проплывают слишком медленно, моторы работают не на полную мощность и машина обязательно прилетит с опозданием. ,

Ночью по дороге с аэродрома Ольга замерзла в своем легком «крымском» пальтишке. Когда машина подошла к крыльцу дома, она быстро выскочила на тротуар и бегом поднялась по лестнице на второй этаж. Но в квартире Алексея никого не оказалось. Тогда она спустилась этажом ниже й постучала к Бурову.

Глава 11. ЕСТЬ, БУДЕТ ИСПОЛНЕНО!

После отъезда Алексея и Ольги дни потянулись томительно однообразно. Буров старался весь уйти в сборку ракет, но чем бы ни были заняты его руки, мысли неизменно возвращались к одному: какое решение привезет с собою инженер?

А тот молчал. Получить хотя бы короткую телеграмму, хотя бы просто привет — и то было бы легче.

Раза два за то время, пока Буров работал в цехе, он встретил Дашу.

В последний раз, храбро глядя на перемазанного машинным маслом пилота, она сказала:

— Дмитрий Васильевич, вы предупредите меня заранее, когда полетите в ракете, хорошо?

— Почему вы думаете, что я полечу?

— Вы полетите, вы обязательно полетите!

Вскоре все на полигоне были взволнованы неожиданным событием: из Москвы приехала комиссия. Буров почувствовал, что повеяло свежим ветром. Особенно пришелся по душе пилоту председатель комиссии. Это был невысокий, плотный, с глубоко посаженными маленькими глазами человек, очень спокойный и очень сдержанный. Он провел несколько часов в директорском кабинете, а затем пошел по лабораториям и цехам. Около ракеты Смирнов попытался что‑то сказать, но председатель комиссии сдержанно сказал: «Да, да, хорошо» — и директор замолчал. И объяснения при осмотре ракеты пришлось давать Бурову. Похоже было, что в институте появился новый хозяин. «С этим дядей можно работать» — решил пилот.

Но комиссия как‑то неожиданно уехала через несколько дней, и казалось, на полигоне все пойдет по-прежнему.