…И в конце концов оно иссякло. Пламя, покоренное волей человека, погасло, и тогда наступила странная шумная тишина: казалось, будто где‑то далеко обрушиваются на, скалы тяжелые потоки воды.
Измученные, полузадохнувшиеся люди, вытирая струившийся по лицу пот, еле держась на ногах, поздравляли друг друга: двигатели выдержали.
Используя остатки топлива ракеты, они привели ее приблизительно в тот район пустыни, где был расположен полигон. Потом они включили парашюты спуска. Они не могли видеть, что парашюты были сильно повреждены огнем, и только через некоторое время поняли, что спуск происходит ненормально быстро.
Глава 15. НЕПОКОРЕННОЕ ПЛАМЯ
Алексей помнил мельчайшие подробности борьбы с непокорным и все‑таки смирившимся пламенем. Его сознание работало отчетливо во все время полета вплоть до момента Посадки.
Он пришел в себя или, вернее, стал в состоянии двигаться, когда ракета уже лежала на земле. Как ему казалось, он быстро вскочил, хотя в действительности поднялся очень медленно, цепляясь за горячую стенку кабины. В полузабытьи он зачем‑то обошел кабину, потом открыл люк наружу и подтащил к струе свежего воздуха тело своего товарища. Он все еще не мог отдать себе ясного отчета в происходящем. Он ходил, действовал, смотрел, слышал, но все это словно скользило мимо его сознания. В таком же полубессознательном состоянии он перевязал кровоточащие раны друга. Сделав все это с педантичной, хотя и неосознанной, точностью, он долго смотрел на взмокшую от крови повязку на руке друга, и только тогда ему пришла в голову мысль, что следовало бы осмотреть и свое тело, чтобы не потерять слишком много крови, если у него есть открытые раны. Он поднял руку, пристально вглядываясь в нее и удивляясь, что он так свободно двигает руками, ногами и головой и на его теле нет никаких ранений, в то время как друг его лежит неподвижно, не издавая ни звука. Тогда он наклонился к груди товарища и долго слушал, досадливо морщась, потому что ему было очень трудно уловить биение сердца на фоне глухо шумевшего в отдалении водопада. Он выпрямился и опять приложил ухо к груди человека. Так он проделал несколько раз, пока порыв ветра, ворвавшийся в открытый люк, не зашелестел клочком бумаги на полу. Алексей выпрямился, сосредоточенно, болезненно морщась, посмотрел на обрывок бумаги и вдруг вновь услышал легкий шелест. Слушая этот слабый шорох, он как‑то внезапно понял, что приглушенный отдаленный шум падающей воды — это просто тишина, и что он не слышит биения сердца неподвижно лежащего человека не потому, что мешает какой‑то посторонний звук, а потому что сердце не производит никакого движения — оно остановилось.
Поняв это, он тяжело поднялся, постоял над телом друга, покачиваясь из стороны в сторону, и стал неуклюже выбираться из люка: надо было позвать кого‑то на помощь, потому что, может быть, он перестал слышать.
Он не удивился, когда, высунувшись из люка, увидел бегущих к ракете по глинистой земле пустыни людей.
...Прошло несколько дней, прежде чем Алексей оправился. Все эти дни он провел дома, подолгу спал, медленно прогуливался в саду под руку с Ольгой.
Как‑то утром Ольге позвонил председатель комиссии па приемке «Иглы» и сказал, что ракета, по указанию конструктора, доставлена на полигон с места ее посадки в пустыне. Он просил не тревожить инженера этим сообщением, если тот чувствует себя плохо.
— Это должно встряхнуть его, — ответила Ольга. — Спасибо, что позвонили.
— Осторожнее, Ольга Николаевна, — сказал в телефонную трубку хриповатый бас председателя комиссии, — в нем, кажется, просыпается жизнь, и как бы нам не погасить ее напоминанием о несчастье.
— Ее нельзя погасить, — с горячей убежденностью возразила Ольга, — невозможно. В нем какое‑то неугасимое пламя.
— В таком случае, действуйте, — засмеялся председатель комиссии.
Когда она передала Алексею содержание телефонного разговора, он, наморщив лоб, спросил:
— Разве я давал такое указание? Не помню… Впрочем, хорошо, что они это сделали…
— Но ты сам распорядился… Еще тогда, когда тебя нашли около «Иглы». Это было в моем присутствии, я слышала.
Алексей отрицательно покачал головой.
— Совсем не помню. Так или иначе ракета мне необходима. Надо подумать, как защитить топливо от космических лучей. С этого мы и начнем опять… — И он потянулся, расправляя мускулы, словно после долгого сна. — Оленька, мы скоро начнем… Наконец‑то я опять становлюсь человеком.
И помедлив, он деловито сказал:
— Мне нужно сейчас в мастерские. Я вернусь к обеду.
В мастерских его встретили с плохо скрываемой предупредительностью и теплотой. Видимо, люди не хотели напоминать ему о несчастье, но против воли в каждом их слове чувствовалось заботливое, дружеское внимание. Рабочие, техники, инженеры подходили к нему, здоровались, спрашивали, когда будут следующие заказы по сборке ракет, старались остаться около него. Когда он зашел в свою застекленную контору, люди вместе с ним направились туда же, и как‑то незаметно вдруг оказалось, что в комнатушке негде упасть яблоку.
Он положил на стол кипу чертежей и тут же ст<ал прикидывать, что и в какие сроки смогут они сами сделать, не дожидаясь получения основных частей ракет с заводов. В конторке сразу стало оживленно, деловито. Рабочие, получившие заказы, обсуждали вместе с мастерами, как их лучше и быстрее выполнить, обращались к конструктору за советом. И никто не уходил из конторки. Потом Гусев пошел по цехам. Он останавливался у станков, заговаривал с каждым рабочим. Он неторопливо расспрашивал, как работает станок, нет ли у рабочего каких‑либо технических предложений, как пойдет изготовление последних заказов.
Из мастерских инженер отправился домой лишь ранним утром, всю ночь просидев за чертежами и расчетами. Он неторопливо шагал по улице поселка, легонько напевая какой‑то привязавшийся мотив.
У дома его нагнал Вася Крайнов. Этот паренек только что сдал экзамен на пилота и совсем недавно появился на полигоне в новенькой форме. Последнее время инженер частенько видел его в обществе Бурова.
Вася безукоризненно откозырнул, вытянувшись, как в строю, и попросил его выслушать. На нем скрипели новые необычайно светлые ремни, выбритые щеки, казалось, никогда не могли покрыться щетиной.
Инженер, усмехнувшись, положил руку на плечо молодого пилота и легонько тряхнул его.
— Мы не на плацу, Вася, можешь держаться посвободнее. Говори, что у тебя такое.
— Прошу разрешить летать в ракетах, — все еще чувствуя себя неловко, сказал Вася. — Дмитрий Васильевич хотел допустить меня изучать управление и двигатель.
Лицо инженера стало как‑то жестче, словно бы отвердело.
— Тебе рано летать, — сказал он глуховато, — ты только что из школы. А вот изучить материальную часть — это, пожалуйста… Потом когда‑нибудь и полетишь…
И когда инженер, назначив время встречи и распростившись с Крайновым, пошел дальше, лицо его, освещенное пламенеющим небом, было строго, почти сурово. Но в душе человека поднималось могучее, спокойное ощущение силы и воры в большой успех — все ярче и горячее разгоралось непокоренное пламя…
Через несколько месяцев в газетах было опубликовано сообщение, в котором говорилось приблизительно следующее.
Недавно с территории СССР стартовал летательный аппарат конструкции группы советских инженеров, возглавляемых Гусевым А. И. Аппарат пилотировали Гусев А. И. и Крайнов В. Д. Достигнув границы земной атмосферы на высоте 1020 километров над уровнем моря, аппарат прошел вокруг Земного шара в меридиональном направлении и благополучно приземлился в месте старта.
В сообщении также говорилось о том, что оба участника полета чувствуют себя вполне нормально.