Александр Студитский
Ущелье Батырлар-джол (Дорога богатырей)
1.
КАК только Борис Карцев узнал, что отряд, в котором он должен был участвовать в качестве зоолога, вышел в экспедицию уже два для назад, в нем сразу поколебалось состояние уверенности в ходе событий. Минуту назад все было ясно и просто. Он прибыл в прекрасном настроении, полный планов и надежд. Солнечный город встретил его теплым дыханием ясного летнего утра. Ожидался раскаленный день с размякшим от жары асфальтом и пустынными площадями. Но снежные вершины, сияющие в перспективе улиц, напоминали о прохладе горных ущелий, о ледяных потоках, прыгающих по камням. Ему не приходило в голову, что поездка отодвинется на неопределенный срок и он надолго застрянет в городе для организации самостоятельного выезда вдогонку за экспедицией.
Секретарша с участливой улыбкой смотрела на обескураженное лицо Бориса, ожидая его расспросов.
- Уже два дня назад... - пробормотал Карцев. - Почему же меня не предупредили?
- Вам была послана телеграмма.
- Не получил. Черт возьми, какая досада!
- Да вы не беспокойтесь, мы вас отправим. Придется только подождать несколько дней, пока не вернутся машины.
- А как скоро это возможно?
- В пределах недели. А может быть, подвернется случай выехать самостоятельно.
- А мой багаж? У меня полтонны снаряжения.
Секретарша развела руками:
- Тогда ждите...
Борис медленно, в раздумье, повернулся и пошел к выходу.
- Товарищ Карцев, минуточку! - окликнула его секретарша.
Он оглянулся.
- Вам письмо.
Борис машинально взял конверт, повертел в пальцах, продолжая размышлять о неожиданном известии, и сунул в карман.
И только когда после полумрака и прохлады вестибюля ослепительный свет ударил ему в лицо, отвлекая от невеселых переживаний, он вспомнил о письме, разорвал конверт и прочитал вложенную в него записку.
Почерк был знакомый, хотя он не сразу догадался, кто пишет.
"Здорово, Борис! - так начиналось письмо. - Только что прочитал в "Заре Востока", что ты в составе экспедиции, выезжающей в Центральный Тянь-Шань..."
Карцев перевернул листок, взглянул на подпись: "Твой Павел Березов".
Ну конечно, это он, старый товарищ...
"...Валяюсь в больнице третью неделю. Дело идет на поправку, но от скуки я готов выть волком. Если сможешь выбрать время, забеги навестить перед отъездом... Имею важное предложение. Советская, 40. Прием посетителей здесь с 10 утра".
Карцев посмотрел на часы. Было без десяти минут девять. Решение посетить больного товарища возникло сейчас же.
Он еще раз с улыбкой перечитал записку. Слово "важное" было подчеркнучо трижды. Таким он знал Павла Березова с первых дней знакомства - планы, проекты, неожиданные предложения рождались в нем беспрерывно, возникали, блестели всеми цветами радуги - и лопались, как мыльные пузыри... Он был совсем юн, моложе всех однокурсников, и соответственно возрасту пылок и непостоянен. Еще на первом курсе университета он носился с мыслью об организации плавучей биологической станции на Каспийском море - ходил в деканат, подавал заявления, добивался поддержки профкома, - пока не остыл к этому проекту. На втором курсе они встречались реже. Карцев стал зоологом, Березов специализировался по ботанике, но каждая их встреча сопровождалась обсуждением какого-нибудь нового предложения. Последним, насколько помнил Карцев, был план экспедиции в плодовые леса Тянь-Шаня для изучения и хозяйственного использования естественных запасов пищевого сырья.
Павел даже примкнул к какой-то группе, направляющейся на Алатау, надеясь осуществить свой план, который он считал имеющим огромное значение для народного хозяйства. Он вернулся усталый, разочарованный, отмалчивался при расспросах. Видно было, что дело оказалось не по его темпераменту. Его томила беспрестанная, неутолимая жажда великих открытий, переворотов в науке и технике. Но он, видимо, не понимал, что большие дела в науке - результат целеустремленного, подчас скучного и большей частью тяжелого и продолжительного труда.
По окончании университета (Карцев прикинул в памяти: да, вот уж два года, как они не встречались) Борис остался в аспирантуре университета, Павел уехал в Среднюю Азию работать по каучуконосам.
Глаза Карцева весело смотрели на свое отражение в зеркале, когда он, размягченный воспоминаниями, сидел в парикмахерской и терпеливо выноcил скрежет бритвы по подбородку, заросшему колючей щетиной за пятидневное пребывание в вагоне.
Встреча в больнице получилась неожиданной для обоих. Карцев пошел по коридору третьего этажа за стремительно удалявшейся от него широкоплечей фигурой в больничном халате, чтобы спросить о своем друге. Коротко остриженная голова и торчащие уши больного не вызывали у него никаких ассоциаций. Но как только, достигнув конца коридора, фигура так же стремительно повернулась, Карцев радостно вскрикнул:
- Павел!
Лицо Березова осталось тем же: бросались в глаза резкие складки на щеках, отчетливо очерченные губы, характерный, неправильной формы нос. Не хватало только гривы волос, придававшей когда-то Павлу облик прирученного львенка.
- Ах ты, злодей! - сказал он мягким смешливым голосом, протягивая Борису обе руки. - А я уж отчаялся тебя увидеть... У меня предвидится такое дело!..
В его голосе зазвучал знакомый Карцеву возбужденный тон. Видно было, что приход Карцева прервал эти мысли на самом волнующем месте.
- Постой, постой, - остановил его Карцев. - Это ты о своем предложении?
Павел утвердительно кивнул головой.
- Да ты хоть сначала расскажи, как ты сюда попал.
- Все, все расскажу, - отозвался Павел, обнимая Карцева за талию. Идем в палату Там мы будем одни... А дело такое, что... - Он оглянулся по сторонам, вызвав у Бориса невольную усмешку. - Словом, обо всем узнаешь... Пошли!
В палате стояли четыре пустые койки. Светлые шторы были спущены и чуть-чуть трепетали от слабого движения воздуха. Павел сел на койку, подвинув Борису табурет.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил Карцев.
Павел махнул рукой:
- Все в порядке. Завтра выписываюсь. Ты пришел как раз вовремя...
- А что с тобой было?
- Сейчас все расскажу.
Это становилось интересным, хотя и немного обидным: очевидно, дело это поглощало Павла настолько, что он даже забыл спросить своего товарища о его делах. Впрочем, так бывало и раньше.
- Ты знаешь наши каучуконосы? - спросил Павел, раскрывая табак, лежащий на тумбочке в коробке, и скручивая торопливо папиросу.
- Каучуконосы? - удивился Карцев неожиданному вопросу.
- Ну да, каучуконосы, - с некоторым нетерпением в голосе повторил Павел.
- Имею кое-какое представление, - сказал Карцев с легким замешательством. - Правда, я не ботаник.
- Словом, кок-сагыз видел?
- Приходилось.
- И дикий и культурный?
- Да.
На лице Павла засветилось лукавое выражение. По-видимому, он готовился чем-то поразить приятеля. Торопливо сделав две-три затяжки, он бросил окурок прямо под кровать, оглянулся на Бориса с тем же выражением торжествующего лукавства и наклонился к дверцам тумбочки.
- Прошу вас полюбопытствовать, - сказал он, выпрямляясь и протягивая Борису какой-то предмет, завернутый в газетную бумагу.
Карцев с прежним недоумением развернул сверток В его руках оказался длинный, в руку толщиной, высохший, покрытый морщинами корень, сильно разветвленный на конце.
- Ну? - спросил он, не скрывая своего недоумения.
Павел с досадой выхватил корень у него из рук.
- Эх вы, зоологи! Смотри! Он надломил один из корешков, потянул - в разломе показались тонкие прозрачные нити.
- Каучук, - догадался Карцев.
Павел кивнул головой.
- А что за растение? - спросил Карцев. - Кок-сагыз?
Павел посмотрел на него с негодованием.
- Ну, друг, - сказал он, покачав головой и снова торопливо завертывая корень в бумагу, - я вижу, что тебя удивлять нечем.
- Да ты скажи толком, в чем дело? - обиделся Карцев.
Павел, не отвечая, опять наклонился к дверцам тумбочки и убрал сверток.
- Знаешь ли ты, чудак, - сказал он, поднимаясь в возбуждении с койки, какой вес имеет корень кок-сагыза?