Урр-рр!.. - раздался оглушительный, потрясающий рев, вызвавший тупую боль в ушах.
Борис медленно попятился, не сводя глаз с исполинской морды. Несмотря на опасность положения, где-то в глубине сознания возникло и затаилось воспоминание о вчерашнем испуге от этих громоподобных звуков воспоминание, вызвавшее в нем припадок судорожного нервного смеха. Звук так же внезапно прекратился. Гладь воды прочертила темная тень, точно снаряд промчался под поверхностью. Морда исчезла. В покрасневшей воде расходились круги.
Борис поспешно отошел от берега и снова погрузился в сумрак зарослей тростника. Его охватило гнетущее чувство острого беспокойства.
"Как я мог так забыться? Что же я делаю? - упрекал он себя. - Скорей, скорей... Догонять Павла и искать Женю... Ни минуты не теряя..."
Он шел торопливыми шагами, путаясь в переплете корней. Часы показывали девять. Иногда под ногами метались какие-то живые существа, проворно расползаясь в стороны. Но он уже не останавливался, и только, когда сквозь зеленые стволы тростника замелькали бурые сухие стебли курая, Бориса задержало новое зрелище.
Это была колония грибов, напоминающих типичных обитателей сырых темных мест, известных под названием поганок, но только увеличенных до размеров гигантских зонтиков. Борис с любопытством заглянул под нависшую шляпку, постучал лопаткой по высокой тонкой ножке. Грибы издавали резкий, удушливый запах, от которого кружилась голова. Но задерживаться было некогда. Борис с сожалением отказался от подробного осмотра грибов и зашагал дальше.
Через каждые пять-десять минут он останавливался и прислушивался. Было тихо. Чуть шелестели метелки сушняка под слабым ветром. Но ни один звук не доносился с той стороны, куда, вдогонку за пропавшей девушкой, направил свой путь Павел.
Наконец заросли сушняка кончились. Борис очутился в полосе предгорий, покрытых гигантскими альпийскими растениями. Он осмотрелся. Вокруг пестрели красные и желтые цветы астрагалов. Поднимались высокие, пушистые стебли ковыля, зеленели подушки камнеломки. Никаких признаков покинутой им площадки с брошенным в панике около полуобнаженных корней кок-сагыза заплечным мешком... Но искать потерю не хватало времени. Борис впился взглядом в красно-бурый склон гор с вьющейся в нем ниткой ущелья, по которому отряд опустился в долину. Там не замечалось никакого движения. Правда, расстояние было не близкое. Борис определил его, как и раньше, в пять-шесть километров. Он попробовал крикнуть:
- Ого-оо!
Ему ответило только многоголосое эхо скал. Он подождал минуту, прислушиваясь, и снова пустился в путь.
Солнце стояло высоко и палило нещадно. Он уже два раза откупоривал свою фляжку, отпивая по глотку. Но теплая, застоявшаяся вода не утоляла жажду. У него поднималась злость на Павла, на его легкомыслие в кустарной организации этой экспедиции, досада на себя, что он согласился в ней участвовать, и все росло беспокойство за девушку.
- Аа... аа... - услышал он наконец слабый крик, несущийся словно с безоблачного неба.
Горы ответили дружно и внятно:
- Аа... аа...
Павла еще не было видно. Но Борис был уверен, что он поднимается по крутизне наперерез руслу потока, и двигался напрямик, рассчитывая если не догнать, то, во всяком случае, установить связь с Павлом. Огромная, двухметровая ящерица метнулась у него из-под ног, скрывшись между кустами камнеломки. Борис даже не взглянул на нее, увлеченный желанием как можно скорее добраться до подножия скал. Альпийские луга остались уже позади. Он шел по крутому склону между огромными обкатанными камнями...
"Откуда здесь такие валуны?" - по привычке подумал он. Поднял голову. На страшной высоте ледяная шапка круто нависала над обрывом. "Ледниковые", ответил он себе и продолжал путь.
Наконец шипы горных ботинок застучали по камню. Наклон горы у подножия достигал сорока пяти градусов. Борис поднимался довольно быстро. Здесь было много выветрившихся расщелин, занесенных пылью, в которой нашли приют мощные лишайники. Неровности облегчали подъем.
Уже не менее трехсот метров скал осталось внизу. Борис остановился, разминая затвердевшие мышцы ног. Опять прислушался. В воздухе дрожал едва различимый гул. И на его фоне он услышал высоко над собой осипший голос Павла.
- Женя-аа,..
Борис запрокинул голову я медленно обвел глазами крутой скат горы. Он не сразу увидел Павла за неровностями, обрывами и расщелинами скал. И только, когда снова услышал его крик, различил крошечную фигурку, словно прилипшую к камням. От ущелья, где шло сухое русло потока - их дорога в долину чудес, - его отделяло, казалось Борису, совсем небольшое расстояние. Но Павел не двигался. Даже на таком большом расстоянии Борис чувствовал, каким страшным напряжением полна эта крошечная фигура, и не понимал, почему Павел остановился. Гул усиливался.
- Женя-аа... наза-аад... - донесся до слуха Бориса сиплый, прерывающийся голос Павла.
И внезапно ужасная догадка озарила сознание Бориса. Он увидел и понял. Его сердце замерло, "Обвал", - прошептал он трясущимися губами. Двигаться дальше было бесполезно.
С равномерным шумом, подскакивая и поднимая облака красной пыли на неровностях, катились со страшной высоты по обрыву обломки скал. Они появлялись у линии льдов и стремительно неслись по крутому склону, скатываясь в ущелье и поднимая гам тучи каменных брызг. Глухой гул перешел в грохот. Чуть заметно сотрясалась вся гора от движения огромных камней. Борис чувствовал, что вся кровь отлила от его лица.
"Если Женя в ущелье, она погибла!" - пронеслось в его голове.
Он не мог оторвать глаз от грандиозной картины обвала. Камни сыпались в ущелье непрерывным потоком. Фигура Павла скрылась в облаке красной пыли. Сквозь грохот продолжал доноситься его безнадежный крик:
- Женя-аа... наза-аад...
В этот момент на глазах Бориса обрыв горы потемнел. Очевидно, прорвалась вода из нагорных ледниковых озер. Пыль рассеялась. Бешеные потоки обрушивались в ущелье, поднимая фонтаны сверкающих на солнце брызг.
Было ясно: надежда на спасение девушки исчезла. Борис с содроганием увидел, как Павел схватился за голову и упал ничком на скалу.
10.
ОНИ молча посмотрели друг другу в глаза. То, о чем они думали, было понятно обоим. Начинать другой разговор казалось оскорбительным для памяти погибшей девушки.
- Ты уверен, что она пошла этой дорогой? - коротко спросил Борис. Павел пожал плечами.
- Другой дороги она не знала.
Он тяжело опустился на камни рядом с Борисом. Его лицо как-то сразу осунулось и потемнело. Кожа обтянула резко выступившие скулы. Он отстегнул фляжку от пояса, взболтнул - вола плеснулась на дне, отвернул пробку, приложил горлышко к губам и выпил все, что осталось. Борис не решился его останавливать.
Так сидели они около получаса, безмолвно смотря перед собой неподвижными глазами. Высоко над их головами звучал приглушенный расстоянием рев потока и слышался грохот катящихся камней.
- Как ты думаешь, - прервал наконец молчание Борис, - вода пошла в Батырлар-джол?
Павел отрицательно покачал головой.
- Нет, поток прорвался выше. Путь, я думаю, свободен.
Опять помолчали...
- Ну, что будем делать? - спросил Павел.
Борис посмотрел на него испытующе. Лицо Павла застыло в выражении глубокой сосредоточенности.
- Я думаю, - сказал Борис, - что следует идти за людьми. Надо продолжать поиски. Пока мы не нашли труп, надежда еще не потеряна.
- Хорошо, - кивнул Павел.
- Только знаешь, - с некоторой долей смущения сказал Борис, - надо поискать мой мешок. В нем веревки. Я оставил его там. Помнишь?
Он махнул рукой по направлению к склонам предгорья, где желтели альпийские луга. Лицо Павла чуть-чуть оживилось.
- А кок-сагыз? - спросил он быстро.
- Не успел выкопать, - ответил Борис.
Павел закусил губы. Борис не стал рассказывать, что было причиной задержки, да Павел и не расспрашивал больше ни о чем. Он глубоко замкнулся в себе.
- Ну, пошли, - сказал Борис поднимаясь.
Он долго смотрел вниз, выбирая направление. Очевидно, нужно было спуститься до кромки сушняка, забирая левее русла потока, и идти по нижнему краю альпийских лугов. Это направление исключало бесплодное блуждание: брошенная Борисом площадка должна была обязательно встретиться по пути...