— Стой! — положил руку на плечо сестре Борис. — Давай спешить не станем.
— Для чего же мы тогда шли в этакую даль?! — возмутилась девочка. — Нешто передумал?
— Я не о том, — покачал головой паренек. — Просто посмотри на нас! Волосы спутанные, сами грязные, одежда вся истрепана, мята да замызгана. Куда нам такими пред дядюшкой представать?! Давай хоть в реке здешней искупаемся, да одежду… Ну, пусть просто выполощем хорошенько. Да и волосы расчешем.
Ирина опустила взгляд на свою юбку, покрытую пятнами и глиняными разводами, тяжко вздохнула:
— Твоя правда, Боря. Надобно как-то прихорошиться.
Сироты опять повернули в лес, давно ставший им чуть ли не родным домом, вышли на поросший осокой топкий заливной луг на берегу здешней ленивой и мелководной речушки, разделись и, забравшись на самую глубину, оба долго оттирали тело перемешанной с песком глиной со дна русла. Потом так же старательно выполоскали одежду, несколько раз растерев глиной, размяв руками, выполоскав и снова растерев. В сумерках развернули на траве, старательно разгладив все складки, сами же укрылись тулупом и закрыли глаза, в этот раз проваливаясь в сон вовсе без всякого ужина.
И вновь погода пошутила над юными путниками — на рассвете на луг выпала столь обильная роса, что не всякий дождь так землю мочит. И потому сиротам пришлось сидеть на берегу еще несколько часов, дожидаясь, пока жаркое летнее солнце не высушит штаны, сарафан и рубаху. Но зато, когда они наконец-то смогли собраться, их одежда пахла не потом и пылью — а свежестью и чистотой. И хотя животы у детей подводило от голода, они все равно пребывали в отличном настроении.
Войдя в город, Ира и Борис, взявшись за руки, решительно направились к большущим трехарочным воротам с надвратной церковью размером с деревенский храм в Годуново. Однако створки всех трех проездов были закрыты, а перед калиткой стояли пятеро стрельцов с бердышами, в длинных зеленых кафтанах и каракулевых шапках с зеленым верхом.
Борис, удерживая сестренку за ладошку, пошел было к калитке, однако стоящий справа стражник опустил бердыш, почти коснувшись стальным полумесяцем груди паренька:
— Куда это ты собрался, бродяжка?
— Мы пришли к боярину Годунову, мы его родственники.
— Идите вон, детки. Чужим в крепость нельзя.
— Мы не чужие! Мы племянники царского постельничего!
— Никого чужого! — повторил стрелец и легонько стукнул бердышом гостю по груди. — Убирайтесь.
— Дяденьки, вы просто позовите Дмитрия Ивановича, он нас узнает.
— Ага, мальчиков на побегушках нашли! — громко хмыкнул воин у самой калитки.
— Хотя бы передайте, что к нему племянники приходили!
— Либо уходите по-доброму, либо получите плетью по заднице, — зевнул остановивший их стрелец. — Или ремнем… Эй, плеть у кого-нибудь с собой есть?
Борис понял: скучающий привратник говорит совершенно серьезно — и предпочел отступить. Повел сестру дальше, поглядывая на свежевыбеленную кирпичную стену.
— Даже не думай, Боря! — мотнула головой девочка. — Коли внутрь полезешь, могут и вовсе в крамоле обвинить!
— Как тогда дядюшку о нашем приезде известить?
— Я так мыслю, нужно у ворот посидеть. Он же должен иногда в город выходить? Тут мы ему и поклонимся!
— Ты его узнаешь, Иришка?
— А-а-а-а… — Девочка растерялась.
— Вот и я его никогда в жизни не видывал, — кивнул паренек. — Как же нам тогда его караулить?
— Но если не караулить, так мы и вовсе никогда никого не найдем!
— Надобно токмо подальше от привратников спрятаться, — после короткой заминки решил Боря. — А то как бы опять не погнали.
По счастью, на триста шагов по сторонам от прямоугольной крепости стрельцы вычистили зону обстрела, убрав все строения, деревья и кустарник. Однако по самому краю этой поляны в нескольких местах то ли вырос, то ли каким-то чудом уцелел высокий бурьян. В сих зарослях сироты и затаились. Их углядеть от ворот было невозможно, они же видели все как на ладони.
Солнце медленно катилось через зенит, город наполнял летний зной. Детям очень хотелось пить. А еще пуще — кушать. Однако надежда на скорое свидание с дядюшкой придавала брату с сестрой силы, и даже малышка не жаловалась на голод.