Но каковы бы ни были причины, даже малая доля роящихся тварей могла стереть нас в порошок, как стёрли двоих из тройки хилла. Только вот мы после этого не воскреснем. Да и тем, кто всё же воскреснет – Ладе и Зархоту – это не добавит радости…
Улитки на дне бассейна, полного пираний и мурен. Чёрные муравьи, сдуру вылезшие на асфальтовую дорогу во время, когда над ней кружит здоровенная стая насекомоядных птиц. Мирно пасущиеся на высокогорном лугу овцы, внезапно накрытые тенью драконьих крыл – вот кем мы все себя чувствовали. И даже маэстро Лимре мало чем мог утешить обитателей базы. Всё, что он мог нам сообщить – это общую вероятность уничтожения базы, пляшущую в диапазоне от четверти до одной трети, и чуть меньшую вероятность гибели живущих в ней. То есть всех нас.
Несколько утешало, что участь у членов отряда оказалась одна на всех. Как спастись, так и погибнуть нам было суждено всем вместе (правда, у меня была возможность уйти во Мрак, но пользоваться ею я не собирался и сразу же выкинул из головы саму возможность бегства). М-да. То ещё утешение. "…И умерли в один день" – да тьфу на такие повороты!
А твари всё кружили, кружили, кружили. То спускались почти к границе Мрака, к которой льнула база, то уносились вместе с вихрями "киселя" за пределы видимости. Мелкие кидались из одного потока в другой, мельтешили, как мошкара; средние больше смахивали на рыбьи косяки: повороты "все вдруг", изумительная синхронность и строгий порядок, ломающийся лишь на границах турбулентности. Самые крупные твари вели себя разнообразнее всего. То замирали на одном месте, игнорируя течения и вихри, то принимались метаться туда-сюда, словно несерьёзная мелочь, то выписывали замкнутые петли и замысловатые зигзаги.
Опасность? Да. Потенциальная смерть? Снова да. Но как бы то ни было, а роение тварей Квитага было зрелищем диким и притягательным. Как стена накатывающей от горизонта грозы.
…я сам от себя этого не ожидал. Честно. Это рванулось откуда-то из глубин памяти, из забытых снов, из старых, старых, старых тайников, которые казались такими же по-детски наивными, как зарытые во дворе сокровища пятилетнего сорванца.
Ан нет. Ничего наивного. И я даже не думал переводить, я читал, как когда-то запомнил это – но Схетта вздрагивала у меня около груди, ибо ламуо не замечает ментальных барьеров.
- О какая страшная, черная, грозовая
Расползается, уподобленная блину,
Надвигается, буро-желтую разевая,
Поглотив закат, растянувшись во всю длину.
О как стихло всё, как дрожит, как лицо корёжит,
И какой ледяной кирпич внутри живота!
Вот теперь-то мы и увидим, кто чего может
И чего кто стоит, и кто из нас вшивота.
Наконец-то мы всё узнаем, и мир поделен -
Не на тех, кто лев или прав, не на нет и да,
Но на тех, кто спасется в тени своих богаделен,
И на тех, кто уже не денется никуда.
Шелестит порывами. Тень ползёт по газонам.
Гром куражится, как захватчик, входя в село.
Пахнет пылью, бензином, кровью, дерьмом, озоном,
Все равно – озоном, озоном сильней всего.
- Ещё! – потребовала Схетта, когда слова закончились.
Я на мгновение нахмурился. Разрушать настроение не хотелось. Но из кладовых памяти уже всплывало новое-старое, и притом вполне подходящее:
- Призрачно всё в этом мире бушующем.
Есть только миг, за него и держись…
Когда я допел или, скорее, домурлыкал, она уже взяла себя в руки.
- А твоё?
- Можно и моё. Мальчишеское такое, несовершенное – но вроде в тему…
Вдох-выдох. И:
- Позади – сожжённые фрегаты.
Позади – разрушенные замки.
Впереди – полшага до расплаты,
Или – или. Кто не сдохнет – в дамки!
Иногда кричали нам: "Бродяги!"
Иногда шипели вслед: "Убийцы!"
Среди нас встречаются и маги,
И ворьё, и просто кровопийцы.
Нас судили строже, чем овечек:
Рвали ноздри, бичевали, гнали.
Мы не зажигали в храмах свечек,
Мы своими жизнями играли.
Кроткие, эгей!.. но кротких рядом,
Не отыщешь ни с огнём, ни с лупой.
Стрелы здесь – зазубренные, с ядом;