Мармыжкин бежал из плена, выпрыгнув из поезда, перевозившего пленных во Францию. Он проскитался в этих краях две недели, не решаясь обратиться к бельгийцам: побаивался их, да и ни одного французского слова не знал. Питался, воруя брюкву и картофель, упрятанные до весны на полях. Сильно обносился и оброс, вид у него, когда он появился на пороге этого барака, был такой, что Сеня Аристархов, собиравшийся выходить на улицу, в страхе попятился, комически крестясь и восклицая:
- Свят, свят, свят! С нами крестная сила!..
- Чего крестишься и бормочешь, будто черта увидел? - сурово спросил Мармыжкин. - Видно, по лесам не бегал, если честного человека за черта принял.
- За черта принять тебя мог только Сеня, - сказал Степан Иванович, подходя к новичку. - А вот встретить тебя в лесу или на глухой дороге было бы действительно страшно.
- Ишь чистюли какие выискались, - пробормотал Егор, осматривая обитателей барака. - Помыты, побриты, одеколонта только для полного гарнира не хватает...
Около Мармыжкина, то помогая ему, то просто сидя рядом, держался молоденький паренек, почти подросток, с большими ясными глазами. Егор заботился о пареньке с отеческим постоянством и требовательностью; переделал слишком просторную для паренька одежду, стирал его белье и взбивал свалявшийся матрац. Рослый, тонкий паренек с узким высоколобым лицом так мало походил на Мармыжкина, что его никак нельзя было принять за сына.
Несколько дней спустя после нашего поселения в бараке я поймал проходившего мимо парня за руку.
- А ты кто такой?
Он застенчиво улыбнулся.
- Я - Яша.
- Яша чей?
- Просто Яша. Я не хотел бы называть свою фамилию: есть особые причины.
Сеня Аристархов, слушавший разговор, подошел вплотную.
- Яша без фамилии. Без звания, чинов и орденов. Яша - Ша.
Мальчик сверкнул на него обиженными глазами, но сдержался.
- Просто Яша.
- Как ты сюда попал, Яша?
- Удрал из лагеря угнанных немцами, который под Льежем.
- Давно из дома? Из России то есть?
- Скоро два года будет.
- Сколько же тебе годиков, Яков бесфамильный?
- Скоро шестнадцать.
- А давно ты из лагеря бежал?
- Скоро месяц...
Устругов, стоявший за спиной паренька, засмеялся.
- У тебя, Яша, все "скоро". Может, так и звать тебя - Яша Скорый?
Парень живо повернулся к нему.
- Я согласен. Яша Скорый звучит хорошо.
- Но это же и обязывает быть скорым. Иначе засмеют.
Яша с готовностью тряхнул головой.
- Я согласен быть скорым... По бегу в школе - это до войны было - я почти всегда первое или второе место занимал. Обгонял меня только Санька Вориводин, да и то не часто.
И Яша глубоко вздохнул, вспоминая, наверное, школу, Саньку, товарищей.
- Яша Скорый мог бы быть хорошим разведчиком, - снисходительно заметил подошедший к нам Анатолий Деркач. - Там, у нас, конечно.
- Почему же только там? - недоумевал Георгий. - Он и здесь может стать хорошим разведчиком. Верно, Яша?
Деркач только пожал плечами и усмехнулся с той же снисходительностью. "Бывший лейтенант Красной Армии", как он представился нам, следил за Уструговым и мною вопрошающим и в последние дни даже одобрительным взглядом. Он видел, что мы не просто знакомимся с обитателями барака, а стараемся заглянуть в их жизнь, в их недавнее прошлое. Сам Деркач, не дожидаясь расспросов, рассказал нам старательно и последовательно, как обычно рассказывают в отделах кадров, где родился, учился, кто родители, где кончил нормальную военную школу, на каком фронте воевал, где и как попал в плен и как бежал из плена. Деркач сохранил свою форму (без погон, и это сильно сокрушало его, потому что получил погоны лишь за несколько недель до плена). Правда, у него не было пояса, отнятого конвоем, да и на ногах вместо офицерских сапог, тоже отнятых конвоирами, болтались какие-то опорки.
Когда он впервые появился здесь и, пожимая руки новым товарищам, называл себя: "Анатолий Деркач, бывший лейтенант Красной Армии", - Степан Иванович прервал его со своей обычной назидательной суровостью:
- Вот что, Анатолий Деркач. Все мы тут беглецы, все одинаковы, и нам нет нужды знать, кто и кем был. Сейчас это совсем не нужно.
Лейтенант удивленно посмотрел на него.
- А почему бы не знать, кто кем был? Собрались мы тут вместе и, наверно, долго будем держаться вместе.
- А кто знает, сколько продержимся вместе? - раздраженно переспросил Степан Иванович. - И если кто попадет в руки немцев, зачем им знать, кто тут спасался?
Подумав немного, Деркач кивнул головой:
- Это разумно. Но я привык знать, с кем связываю свою судьбу, и хочу, чтобы они тоже знали.
И он продолжал знакомиться с другими обитателями барака, пожимая руки и рекомендуясь:
- Анатолий Деркач, бывший лейтенант Красной Армии...
Нам, Георгию и мне, пришлось назвать ему себя, рассказать, где воевали, как попали в плен и оказались в концлагере и при каких обстоятельствах вырвались на свободу.
Деркач внимательно выслушал, сочувственно покачал головой и даже нахмурился, услышав о потерях во время побега. Потом, рубя ребром ладони свое колено, сказал:
- Выходит, все трое в одном и том же звании. Как же нам решить, кто старший будет теперь?
- Старший?
- Да, старший, - ответил Деркач. - До сих пор я себя здесь старшим считал. А теперь не могу присваивать это положение, поскольку вы оба в том же звании.
- А нужно это? - озадаченно спросил Устругов. - Старший, не старший... Зачем это?
Бывший лейтенант соболезнующе улыбнулся.
- А как же, товарищ лейтенант? Там, где есть группа людей, там должен быть старший. Отвечать, распоряжаться...
- Перед кем отвечать? Кем распоряжаться?
Молодой, но уже закоренелый служака смотрел на нас с удивлением и тревогой. Он не понимал наших вопросов, не понимал, как можем мы, тоже лейтенанты, рассуждать так легкомысленно и сумбурно о вещах, которые были для него ясны и понятны, как пуговица.
- Этим людям, - кивнул я на наших соседей, - нужна прежде всего забота, а не распоряжения. Можете вы сходить в деревню и достать буханку хлеба, пару крынок молока или хотя бы два десятка картошек?
- Сходить могу, - с готовностью ответил Деркач, - но языка не знаю. Мне трудно объясняться с бельгийцами.
- Ну вот, значит, в старшие не годитесь.
- Да я и не требую, чтобы обязательно я был старшим. Только говорю, что старший должен быть. Нельзя без старшего.
Разговор был прерван появлением под окном барака постороннего человека. Одет он был в хороший, хотя и великоватый для него костюм, носил мягкие штиблеты. На курчавой голове красовалась дорогая, но несколько старомодная шляпа. Статный, красивый парень был откормлен так, что упругие розовые щеки даже посверкивали. Осведомившись, здесь ли русские пленные, он попросил принять его, назвавшись Иваном Огольцовым.
Сеня Аристархов подошел к нему, попробовал на ощупь костюм и с восхищением присвистнул:
- Ясно, с богатого хозяйского плеча!
Он обошел новичка кругом и скорее подтвердил свою мысль, чем спросил:
- Хозяйка подарила?
Красавчик кисло улыбнулся, не ответив.
Клочков встал перед ним и долго рассматривал, как диковинку, потом со вздохом не то зависти, не то осуждения произнес:
- Смазливый. Для таких некоторые жены с мужа не то что костюм, кожу сымут.
Мармыжкин поглаживал рукав костюма, словно хотел уничтожить складочку у локтя.
- Хороший материалец, очень хороший.
Жадные до новостей или просто житейских историй обитатели барака усадили щеголя на скамейку под окном и начали расспрашивать, кто таков, откуда и почему у него такой великолепный костюм и такой сытый вид.