- Еще он сказал, чтобы все поскорее к нему шли, а он наблюдать за немцами будет и, если что особое обнаружит, Жозефа пришлет.
- Жозеф, наверно, тоже, как ты, во тьме мух ловит, - проворчал Химик. - Разведчики... Дорогу назад найти не могут. Вам бы не в разведку ходить, а в жмурки играть.
- Да я... да мы... темь... - виновато забормотал Яша.
- Ладно, Яша, не трать время, это со всеми бывает. Где Стажинский?
Яша обескураженно молчал.
- Раз-вед-чи-ки...
Слева от железнодорожной насыпи, как мы знали по прежним наблюдениям, тянулась невидимая сейчас отвесная каменистая стена, созданная строителями дороги, срезавшими соседний холм. Впереди все ближе и ближе шумела река. Между нами и рекой находился барак, отгородившийся со стороны поселка двумя рядами колючей проволоки. Только на самой насыпи в этой ограде оставались маленькие воротца, которые охранялись круглосуточно. Через эти ворота мы намеревались проскользнуть к бараку и атаковать его.
Ушедший немного вперед Яша бегом вернулся к нам.
- Там проволока.
- Стажинский?
- Нет, его там нет. Да я и не искал его. Как только на проволоку наткнулся, так сюда побежал. Он где-нибудь тут. И Жозеф тоже.
Но разведчиков у проволоки не оказалось. Не решаясь громко звать их, пошарили рядом и, не обнаружив никого, всей группой пошли вправо, к насыпи. Она была тут высока и крута, дождь превратил ее глинистое плечо в мягкую скользкую горку. Поспешивший наверх Лобода шлепнулся и съехал на животе вниз, смачно выругавшись.
- Тише вы! Тише!
Тьма была настолько густа, что мы и теперь не могли видеть Стажинского, хотя сразу узнали его предупреждающе сердитый шепот. Я вздрогнул от неожиданности, когда поляк, появившийся из мрака, придвинул почти вплотную большое лицо, чтобы узнать меня.
- Наконец-то! - облегченно, но с укором проговорил он. - Я уже отчаивался увидеть вас снова, думал, что вообще раздумали нападать. Почему так долго не приходили?
- Посланец твой... - начал было Химик, но Устругов перебил его:
- Об этом после, после... Рассказывайте, что тут.
- Докладывайте обстановку, - уточнил Деркач, не признававший "штатского разговора".
Обстановка была до примитивности проста. Охрана моста не пошла в поселок. Наверное, побоялась дождя, а может, и чего-то другого. Узнать что-либо большее мешала тьма и колючая проволока. Стажинский мог установить только, что пост у ворот в ограде усилен: вместо двух там теперь три фольксштурмиста, к которым время от времени подходил четвертый. Возможно, это была случайность, но скорее всего намеренная предосторожность.
- Немного же вы узнали, - осуждающе заметил Химик.
- Немного, - с сожалением согласился поляк. - Да многого при такой темноте не узнаешь.
- Придется разведывать обстановку боем, - объявил Деркач.
- Нет, разведывать уже ничего не придется, - возразил Устругов. Нужно убрать этот пост и двигаться к бараку.
- А вдруг они все там наготове? - поспешно вставил Химик. - Они же перестреляют нас как куропаток.
- Могут, - односложно согласился Георгий. - Поэтому двигаться и действовать надо быстро и смело.
- Во тьме? - настаивал Химик. - По незнакомому месту, где не знаешь даже, куда ногу поставить?
Устругов не был расположен обсуждать неприятности ночной атаки. По той быстроте, с какой он реагировал на вопросы и замечания, по намеренной приглушенности, как бы сдавленности голоса я понимал, что его охватило нетерпение действия, когда все усилия устремляются к какой-то цели. В таком состоянии он переставал замечать трудности, действовал неосторожно, иногда опрометчиво, и его приходилось сдерживать.
Но в ту ночь Георгий был прав: только действие, быстрое и смелое, могло разрешить сомнения, надежды и опасения.
- Забродов, Лобода, - позвал он, касаясь каждого рукой, - со мной. Уберем пост, дадим всем знать, Казимир поведет нас.
- Я тоже с вами, - поспешно проговорил Хорьков. - Я тоже.
- Вам нельзя, товарищ капитан, - несколько торжественно, официальным тоном объявил Устругов. - Вы поведете остальных. С Деркачем. Бельгийцев пока не трогайте: пусть взрывчатку берегут. Угодит шальная пуля - все к черту полетит.
Стажинский отвел нас от проволоки шагов на десять и нашел что-то вроде лесенки, выложенной камнем. Один за другим мы влезли на насыпь и, ступая по самой кромке, пошли за поляком. Часто останавливались, придерживая друг друга рукой. Всматривались и вслушивались. Но кругом была тьма, только тьма. И шум реки.
Словно сраженные беззвучной пулеметной очередью, мы повалились на рыхлую обочинку, когда впереди вдруг открылся зрачок карманного фонаря, стрельнувший ярким лучом. Лучик уперся в колья проволочной ограды, затем блеснул на рельсе и заскользил в нашу сторону. Горб полотна и рельсы отбросили его, сохранив нас в темноте. Светлое пятно сделало большой полукруг, потом вернулось обратно, задержалось на короткое время на ограде и исчезло: зрачок закрылся.
Теперь мы уже не решались подниматься на ноги. Предательский лучик мог возникнуть в любую секунду и вырвать нас из спасительной тьмы. Нам пришлось бы стрелять, чтобы не быть убитыми. Это всполошило бы охрану, заставив занять окопы перед бараком. И едва ли мы смогли бы выбить фольксштурмистов оттуда.
Песчано-глинистая обочина была рыхла и грязна, ползти было тяжело и неприятно, но мы не замечали этого. Впереди где-то почти рядом находились фольксштурмисты. Мы уже слышали их голоса и, одолев еще несколько метров вязкого пути, приблизились настолько, что могли уловить даже разговор.
Хриплый голос жаловался на то, что уже давно не имеет вестей от своего сына с Восточного фронта. Мать измаялась дома: "похоронки" боится.
- Там теперь, говорят, такая мясорубка идет, - сочувственно отозвался другой, - такая мясорубка, что не приведи господь.
- Чем только это кончится? Чем только это кончится? - повторял первый, и нельзя было понять, интересует его исход "мясорубки" или ожидание вестей от сына.
- Чем? - злорадно переспросил третий и сам же ответил: - Ясно чем: погонят нас из России так, что пятки будут сверкать, а напоследок такого пинка под зад дадут, что мы кубарем до самого дома катиться будем.
- Как же это так получается? - продолжал недоумевать хриплый голос. Вести плохие, а лейтенант только вчера в пивной говорил, что победа у нас уже, можно сказать, в кармане. Как же это получается?
- Там теперь такая мясорубка идет, - повторил другой, захваченный, видно, страшной картиной боев. - Такая мясорубка идет там, недалеко от Волги.
- От Волги нас уже погнали, - продолжал мрачно злорадствовать третий. - Погнали от Волги, на тысячу километров погнали. Погонят и дальше. А потом такого пинка дадут...
- Неужто на тысячу километров погнали и дальше погонят? - Нотки беспокойства в хриплом голосе стали еще сильнее. - Неужто еще дальше погонят?
- Из России гонят и отсюда погонят, - уверял третий, не отвечая. Отовсюду погонят.
- И чего ты радуешься? - укоризненно спросил второй. - Чего радуешься?
- Зло меня берет, зло, и больше ничего. Нам говорят, что мы мир весь покорили, а мы даже этот дурацкий мост на одну ночь без присмотра оставить не можем. А кому он нужен, этот мост?
- Как кому? - возразил второй таким тоном, будто достоверно знал, кому мост нужен. - Говорили же сегодня, что в лесу какие-то подозрительные люди бродят.
- Мало ли тут людей!
- Мужчин видели, - многозначительно напомнил собеседник. - А откуда тут мужчинам быть? Беглецы, наверно. А то еще и партизаны даже.
- Партизаны! Скажешь тоже! Откуда тут партизанам быть? Это же не Россия.
- Россия не Россия, а партизаны тут тоже есть. Лейтенант вчера в пивной так и сказал, что Москва всем коммунистам приказ дала, чтобы везде немцам в спину стрелять, мосты взрывать, дороги портить и все такое.
- Коммунисты! - недоверчиво повторил злорадствовавший. - Откуда они тут? В городах раньше водились, да все перевелись. А в лесу...