Вожатый, товарищ Аршо, построил в шеренгу отъезжающих, сделал перекличку и проверил их вещи. Ребята взяли с собой то, что требовалось по списку. Брать еду не полагалось, и в связи с этим последовал ряд комических «разоблачений».
Так, после проверки выяснилось, что мать Погоса ухитрилась запихнуть в его сумку тридцать пять яиц, десять круглых пирогов, шесть лавашей, вареную курицу, сыр и еще что-то. Мы были уверены, что за всю свою двенадцатилетнюю жизнь Погос вряд ли когда-либо видел сразу столько еды.
Наконец машины прибыли. Это были большие автобусы, крытые брезентом. Над мотором одного из них вился пар; точно такой я видел над горой Везувий в книжке у Зарик.
Погрузка продолжалась более получаса. И все это время на школьном дворе стоял такой гвалт, что перекрывал грохот жестянщиков.
Перед тем как сесть в машину, Погос отвел меня и Чко в угол двора и, великодушно жертвуя нам один из своих круглых пирогов, сказал:
— Учитель, Чко, вот я уезжаю — поглядывайте за моими голубями, а то Мко щенок еще. Вы смотрите, чтоб Хачик не переманил моих голубей.
Мко — шестилетний брат Погоса, которому после соответствующего инструктажа поручили уход за голубями.
Мы, конечно, пообещали помогать Мко во всем и тут же слопали пирог.
Наконец все отъезжающие заняли свои места, шоферы с деланным безразличием заканчивали дела. Потом автомобили зафыркали, задымили и медленно выползли из школьного двора. На улице они прибавили скорость и подняли сразу такие тучи пыли, что провожающие дружно зачихали.
Погос и Амо уехали.
Я и Чко будто осиротели.
ПРОИСШЕСТВИЕ В КАНТАРЕ
С отъездом Амо и Погоса для меня и Чко квартал словно опустел. И вообще стало меньше старшеклассников. Если не считать девочек, которые для нас не представляли никакого интереса, то в квартале осталось несколько таких, как мы, малышей, которых сын гончара Овака Хачик презрительно звал «малявками».
На следующий же день после отъезда ребят Хачик сманил одного из голубей Погоса. Мко, конечно, и пикнуть не посмел, а когда вмешались мы с Чко, Хачик «ответил» нам так, что несколько дней после этого мы еле передвигали ноги.
Проучив нас, Хачик решительно изрек:
— Не суйтесь, не то разукрашу.
Что и говорить, нам не хотелось, чтобы этот «художник» расписывал нас. Мы присмирели.
Понемногу игры наши стали другими, да и мы тоже. Теперь мать уже не говорила мне: «Сорвиголова!»
Вот тогда-то мы принялись изучать окраины нашего квартала, иногда забирались и подальше. В подобных случаях мы казались себе такими отважными путешественниками, какими, наверно, не чувствовали себя ни Христофор Колумб, ни Давид Ливингстон.
В наших «кругосветных» путешествиях мы ежедневно открывали что-нибудь удивительное.
Так, исследуя часть нашего квартала, мы обнаружили узкий проход, который вел к рядам жестянщиков.
Мы тут же принялись исследовать этот проход и в конце его нашли довольно глубокую яму, полную всевозможных, причудливо изрезанных кусков жести.
Несколько дней мы были заняты тем, что собирали блестящие кусочки жести и таскали их к себе во двор.
На нашем дворе это вызвало серьезное недовольство, а парон Рапаэл прошипел:
— Так и бывает — сперва потакаешь, потом не оберешься!..
Не умерь старшие наш пыл, все содержимое ямы перекочевало бы на наш двор.
Страсть к жестяным обрезкам еще не остыла, когда произошло событие, которое привлекло к себе внимание всего квартала и поглотило нас целиком.
Однажды утром парон Рапаэл, как обычно, отправился на Кантар. Но уже через полчаса он вбежал взволнованный во двор и закричал:
— Все погибло!.. Горим!
Я и Чко, занятые тем, что пытались смастерить из ореховой скорлупки колесо для водяной мельницы, испуганно подняли глаза на дом парона Рапаэла.
Газар, спавший во дворе после ночной «работы» (он играл на какой-то свадьбе), вскочил от крика Рапаэла. Вышел из дому и мой отец, выбежали все соседки.
— Что случилось?..
— Все погибло! — снова повторил парон Рапаэл. — Магазин ограбили!
За несколько минут выяснились все подробности происшествия: войдя утром в свой магазин, Рапаэл увидел его пустым, а в одной из стен был пролом.
Стоит ли говорить, что все население двора тут же направилось к Кантару.
Чем ближе мы подходили к цели, тем больше становилось народу. Квартал пустел, постепенно стихали молотки жестянщиков, мастеровые, передавая друг другу необычайную новость, поспешно закрывали лавки и присоединялись к процессии.