В то утро, ровно год назад, я сидел в кафе в Ницце, держа в руках выигравший билет, а талон к нему уже лежал в конверте. Если бы я, читая «Геральд Трибюн», пошел бы дальше отдела личных объявлений, то обнаружил бы там результаты второго тура розыгрыша и не ответил бы на объявление.
Я забрал бы 140 тысяч долларов и никогда больше не увидел бы Стар.
Неужели Её Мудрость потерпела бы поражение?
Неужели я отказался бы следовать за ней только потому, что мои карманы лопались от денег?
Позволю себе усомниться: я все равно вышел бы на Дорогу Доблести.
Во всяком случае, надеюсь на это.
На следующий день я позвонил на завод, а потом отправился в банк, где повторилась та же рутина, через которую я дважды проходил в Ницце.
Да, этот билет действителен. Может ли банк быть мне полезен при получении денег? Я поблагодарил их и ушел.
Маленький человек из Налогового Управления уже стоял у меня на крыльце… Почти что так: он позвонил снизу, когда я писал ответ Госпитальному Фонду.
Я ответил ему, что скорее пойду к чертовой матери, чем соглашусь. Я оставлю деньги в Европе, а он пусть свистит в кулак! Он вежливо посоветовал мне изменить позицию, считая её за простое «выпускание паров», тем более, что Налоговое Управление терпеть не может платить деньги информаторам, но принуждено будет так поступить, если мои действия покажут, что я хочу избежать уплаты налогов.
В общем, они меня доконали. Я получил 140 тысяч долларов, и заплатил Дяде Сэму 103 тысячи. Маленький тихенький человечек сказал, что так будет лучше — многие люди откладывают уплату налогов и попадают в неприятную историю.
Будь я в Европе, получил бы 140 тысяч золотом, а тут выдали 37 тысяч бумажками — свободные и суверенные американцы не имеют права держать на руках золото. С ним они то ли войну начнут, то ли в коммунизм перейдут, то ли ещё что сотворят. И вообще, это противозаконно. Люди из Управления были в высшей степени вежливы.
Десять процентов — 3700 долларов — я отослал сержанту Уезерби и написал про все. Остальные 33 тысячи долларов положил в банк, учредив фонд для оплаты образования моих сводных братишек и сестренок, причем одним из условий управления фондом было то, чтобы родственники узнали о деньгах только тогда, когда они понадобятся. Я помолился, чтобы новость о моем выигрыше не долетела до Аляски. В лос-анжелесских газетах об этом ничего не было, но сведения, видимо, как-то просочились — я почувствовал себя занесенным в списки многочисленных попрошаек — получал письма, предлагающие необычайные возможности, просьбы о займах или требования подарков.
Через месяц я узнал, что позабыл о существовании ещё и калифорнийского штатного налога.
22
И вот я снова вернулся к своему старому кульману, снова гнул вечерами спину над учебниками, иногда смотрел телевизор, а по субботам занимался фехтованием.
А ночами мне снился сон…
Впервые я увидел его, когда поступил работать, а теперь он являлся каждую ночь…
Я ехал по длинной, длинной дороге, потом она круто изгибалась и вдали вырисовывался замок, стоящий на возвышенности. Он был великолепен, флаги развевались на его башнях, извилистая тропа вела к подъемному мосту. Но я знал — непонятно откуда — что в подземелье замка томится прекраснейшая из принцесс.
Эта часть сна была всегда одинакова, варьировались лишь детали. А потом на дороге появлялся маленький спокойный человек из Налогового Управления и заявлял, что надо оплатить дорожный сбор, который всегда на десять процентов превышал сумму, которой я располагал.
В другой раз это был полицейский, который, прислонясь к моей лошади (иногда у неё было четыре ноги, иногда — восемь), выписывал мне штраф за нарушение правил движения, за появление с просроченной лицензией на право езды, за проезд на красный свет и дерзкое неповиновение власти. Он хотел знать, есть ли у меня разрешение на ношение копья, и сообщал, что я должен нацепить бирку на каждого убитого мной дракона, согласно закону об охоте.
Иногда, и это было самое неприятное, я за поворотом попадал в мощный транспортный поток, несшийся прямо на меня по пяти полосам дороги.
Писать то, что я пишу сейчас, я начал после появления этих снов. Я понимал, что пойти к специалисту по мозгам и сказать ему «послушайте, док, я герой по профессии, а жена моя — Императрица другой Вселенной», нельзя, а ещё меньше мне улыбалась перспектива лечь на его кушетку и рассказывать, как мои родители плохо обращались со мной в детстве (чего не было) и как я узнал все про маленьких девочек (а это уж никого не касается).