— Мое дело достаточно важное, — начал король, — и я жду того, что вы сохраните в секрете тот факт, что я когда-либо обращался к вам.
— Естественно, — кивнул Гэбриэл. Уж кого-кого, но его болтливым назвать было нельзя. — В этом можете не сомневаться. Не выдам даже под пыткой.
Эдвин нахмурился еще больше.
— Это шутка?
— Нет, — Гэбриэл улыбнулся, предлагая королю самому домыслить все детали. Да, у палача в Беонтии улыбаться не хотелось… Он чуть было не поежился при воспоминании об этом, но Гэбриэл следил за своим поведением не хуже короля. Что толку вспоминать былое? Новое дело обещало стать гораздо интереснее.
— Как ни странно, я вам верю, — произнес Эдвин, не спуская с собеседника глаз. — Дело вот в чем. На меня было произведено покушение. Я был на волосок от смерти. Один из стражников спас меня ценою своей жизни. Позже его брат поведал мне, что у него был сын, от которого тот когда-то отказался, а теперь пытался найти, но не успел. И я пообещал найти сына своего спасителя и обеспечить его всем…
Король говорил и говорил. О доблести, о чести, о благородстве, о том, что отыскать несчастного мальчика — его долг. Только Гэбриэл ясно видел, что вся эта история — ложь. Ну, не вся, конечно, сын действительно пропал, но вот только чей?
История звучала вполне правдоподобно, да не совсем. Честь честью и долг долгом, но никогда бы король не бросился вытаскивать из петли осужденного ради сына своего охранника. Никогда.
— Вы правда хотите, чтобы я взялся за это дело? — впервые по-настоящему серьезно спросил Гэбриэл.
— Конечно, — кивнул Эдвин. А вот кивок получился уже не таким спокойным — нервы короля не выдерживали.
— Тогда не лгите, — прямо сказал Гэбриэл. — Охранник, его брат, сын… Слишком много выдуманных лиц. Я никогда не возьмусь за дело, если от меня утаивается информация.
— Да как ты смеешь? — прошипел король. Глаза потемнели, кулаки сжались.
— Смею, — отрезал Гэбриэл, внимательно следя за реакцией Эдвина. Если король стерпит и это, то никаких сомнений не останется, и тогда можно без колебаний заключить, кто в этой истории чей сын.
— Да я тебя на виселицу… — вот только реальной угрозы в голосе короля не было, что подтвердило все подозрения Гэбриэла.
— Можете, — спокойно отозвался он. — Только не станете. Вам больше не к кому обратиться, это очевидно. И то, что вы нервничаете и заинтересованы лично, также видно невооруженным взглядом. Я хочу вам помочь, но работать с ложью не умею и не стану, — Эдвин молчал, загнанный в ловушку. — Это ведь ваш сын? Незаконнорожденный, разумеется.
— Где у меня гарантии, что это не станет достоянием общественности? — сдался король.
— Мое слово, — просто ответил Гэбриэл. Жаль, что он не может привести пример из Беонтии. Тогда беонтийский король разыскивал свою юношескую любовь, а в стране начинался переворот, и Гэбриэл попал к противникам короля, которые уж очень хотели узнать дворцовые тайны. Но слово есть слово. Сломанная в двух местах рука заживала дольше обычного, но Гэбриэл так и не раскрыл то, что обещал сохранить в секрете. Увы, рассказать об этом Эдвину он тоже не мог. — У вас есть только мое слово, но оно стоит немало. Для меня. Я могу раскрыть правду тем, кто будет мне нужен во время поиска, но, уверяю, ненадежные люди ничего не узнают.
— Значит, без гарантий, — задумчиво произнес король.
— Вам придется либо довериться полностью, либо смириться, что ваш сын где-то далеко. Это ваша проблема и ваш выбор.
Эдвин фыркнул. В его взгляде появилось раздражение.
— Мальчик, — скептически поинтересовался он, — тебе лет-то сколько, что ты так в себе уверен?
К этому вопросу Гэбриэл был готов. Его всегда спрашивали о возрасте, будто от этого зависят умственные способности или умения.
И ответил он привычно:
— Тридцать, — король Алаиды казался человеком наблюдательным, и лет тридцать пять уже бы не прошли.
Однако не прошли и эти.
— Я согласен на доверие, — заявил Эдвин, — но на обоюдное. Я же не слепой. Ты гораздо младше.