***
Воссоединение семьи могло бы вызвать слезу у самого искушенного зрителя, если бы Эмир хоть немного разделял радость, исходящую от Эрилин. Когда она бросилась к нему, он неловко обнял ее и постарался поскорее отстранить от себя. Не хочет выставлять чувства напоказ или правда не рад?
Впрочем, на этот вопрос можно будет получить ответ позже, сейчас важнее было другое. Галис не сводил с Гэбриэла победно блестящих глаз, словно получил самый щедрый подарок, на который только смел рассчитывать.
— Хортон, — сверкнул он зубами. — Хортон! Вот это сюрприз!
Ничего хорошего его радость не предвещала, Гэбриэл знал этого человека достаточно хорошо, чтобы это понять.
Он позволил себя расслабиться в последние дни, за время совместного путешествия с Эрилин и Джофом, меньше притворялся, чаще был самим собой, позволяя себе открыто показывать раздражение, а перед принцессой даже слабость. Сейчас же… Гэбриэл внимательно вглядывался в лицо Галиса Лорна, вот уж человек, которому точно не стоит демонстрировать свои истинные чувства. Король он уже, или еще нет, но вести с ним себя следует именно так, как и со всеми другими венценосными особами.
Гэбриэл расслабил плечи, расставил ноги и сцепил руки за спиной, принимая агрессивный вариант позы «вольно». Потом вскинул голову, нацепив холодно-любезную улыбку.
— Галис, — поприветствовал его Гэбриэл, — не могу сказать, что рад тебя видеть, но моему самолюбию льстит, что ты меня еще помнишь.
От последних слов претендент на трон Сараны скривился, будто съел лимон.
— Как я могу забыть того, кто развязал эту войну! — пафосно заявил он.
В ответ Гэбриэл только ухмыльнулся. Значит, Галис, действительно, чувствует свое скорое поражение, раз раскидывается ни на чем не основанными обвинениями. Чувство вины заставляет искать козла отпущения? Во всяком случае, Галис не врал, он действительно так думал.
Тем временем Эмиру удалось отделаться от удушающих объятий сестры, и она встала у него за спиной, положив руку на его плечо. Теперь ее внимание захватил разговор между Галисом и Гэбриэлом. Услышав последние слова, Эрилин удивленно распахнула глаза, впившись ими в Гэбриэла, словно прося подсказки, правда ли все это.
Ему захотелось скривиться от нелепости данного обвинения, но он прекрасно владел собой, куда лучше Галиса, который зачем-то решил бросить ему вызов.
— Слишком много крови на твоих руках, и ты решил вытереть их о мою рубашку? — спокойно поинтересовался Гэбриэл. — Глупая затея. Впрочем, как и все то, что ты натворил за последние два года.
Спокойная реакция на происходящее всегда действует одинаково на любого взволнованного оппонента. Галис задохнулся от возмущения и праведного гнева.
— Эта война началась по твоей вине, — он грохнул кулаком по столу так, что бумаги разлетелись в разные стороны. — Если бы ты не совал свой нос в чужие дела, я стал бы королем еще тогда!
Гэбриэл расцепил руки и несколько раз хлопнул в ладоши.
— Браво, Галис, даже я чуть было не поверил. Тебе бы на сцену, а не на баррикады.
— Ты все так же самоуверен, — прошипел Галис сквозь сжатые зубы, улыбки на его лице как не бывало.
— А ты все тот же мечтатель, — не остался в долгу Гэбриэл.
Эрилин и Эмир переводили взгляд с одного на другого, не в силах понять, что происходит.
— Галис, я… — решился принц. — Может быть, объяснишь?
— А чего тут объяснять, — его голос даже чуть дрожал от раздражения. — Перед вами источник всех бед в Саране. Тот, из-за кого и была развязана война.
«Черт, и ведь он на самом деле в это верит!»
Гэбриэл спокойно выдержал его гневный обвинительный взгляд.
— Право, Галис, я не заслужил таких почестей.
— Ты заслужил виселицу!
— Да ладно, — что ж, если насмешки так действуют на Галиса, то, так тому и быть, он продолжит насмехаться, — по законам Сараны ты не имеешь права казнить чужеземца, по законам, которым уже больше тысячи лет, смею напомнить. Если ты решишься на это, народ отвернется от тебя уже навсегда.
Галис это знал. Именно поэтому в свое время Гэбриэл и уверял Эрилин, что ее брат жив. Саранцы убивали противников в бою, но вынести смертный приговор могли лишь подданным своего королевства, иностранцы задерживались, иногда содержались в плену, но казнить король их не мог.