— А говорить ничего и не надо, — заверил старик. — Все и так ясно.
«Всем все ясно… Просто отлично!»
Хортон внимательно следил за его реакцией.
— Насколько я понял, девчонка голубых кровей, — продолжил он. — То, как она говорит, как держится. Если не какая-нибудь принцесса, то аристократка, причем из высших слоев. Я прав?
Хотелось бы Гэбриэлу знать, этот проницательный человек когда-нибудь ошибается? Казалось, он видит все и всех насквозь. Гэбриэл так часто и так долго занимался тем, что сдерживал и скрывал свои истинные чувства, что быть открытой книгой для этого мудрого человека, было великим облегчением.
Гэбриэл кивнул, не видя смысла что-либо отрицать, когда старику и так все было очевидно.
Хортон же посмотрел в сторону моря.
— Просто будь там, где твое сердце, — с самым серьезным видом посоветовал он.
***
Галька скрипела под сапогами. Гэбриэл намеренно не пытался подойти бесшумно, чтобы не напугать ее. Принцессу всегда нервировало, когда он появлялся неожиданно.
Эрилин обернулась, на ее губах была улыбка. Кажется, на нее тоже это место действовало умиротворяющее.
— Починил крышу? — поинтересовалась она.
— Ага, — весело ответил Гэбриэл, — еще все петли смазал, теперь ничего не скрипит.
— Хорошо, — отозвалась принцесса и перевела взгляд на море. — Здесь вообще очень хорошо.
— Я почти забыл, — признался он. — И я правда рад, что ты поехала со мной.
Эрилин посмотрела на него блестящими глазами.
— Я тоже рада. Очень… Посиди со мной, — попросила она. Ее голос не был настойчивым, но Гэбриэл прекрасно видел, что его отказ сделает ей больно.
Он и сам не хотел уходить.
— Ты почему без плаща? — вдруг встрепенулась принцесса, только сейчас заметив, что он в одной рубашке.
Гэбриэл пожал плечами.
— Мне не холодно.
На самом деле, по его меркам, сейчас было совсем тепло. Правда, теперь он не был уверен, переносимость холода — это эффект после обучения у сатанидов или же защита тела, подаренная матерью-ведьмой.
Эрилин смотрела на него большими доверчивыми глазами. В этот момент ему бы очень хотелось, чтобы она не была принцессой, чтобы не было этой дороги в Иканор и всего, что последует за ней.
Казалось, в этом месте нет места лжи и притворству и быть не может, и быть там, где сердце, как выразился Хортон, было куда проще, чем где бы то ни было.
Поддавшись внезапному порыву, Гэбриэл протянул руку и сжал ладонь принцессы, ее пальцы были холодными.
Эрилин растерянно вскинула глаза. «Что все это значит?» — спрашивали они. Хотел бы он сам знать.
— Просто иди ко мне, — прошептал он, обнимая ее.
Быть там, где сердце… Что ж, иногда и правда можно себе это позволить. И пусть хотя бы на несколько минут…
Эрилин уткнулась носом ему в плечо и замотала головой.
— Я не хочу в Иканор, — простонала она.
— Я знаю, — Гэбриэл гладил ее по волосам, чувствуя, как она дрожит, но вовсе не от холода. — Но ты принцесса, и ты должна.
Теперь пришел ее черед выдохнуть:
— Я знаю… А потом Эмир выдаст меня замуж для блага государства, и я всю жизнь проживу с ненавистным мне человеком.
— Он необязательно будет ненавистным.
— Я хочу, чтобы это был ты, — простонала она, все еще не поднимая головы.
Они никогда еще говорили так откровенно, не заходили так далеко даже в мыслях.
— Эр, — Гэбриэл прижался щекой к ее волосам, чувствуя, как гулко колотится сердце в груди, — я не принц, я бродяга.
— Мне все равно!
— Я знаю…
— Но мы могли бы уговорить Эмира дать тебе какой-нибудь титул…
Она осеклась, понимая всю нелепость своих последних слов. Гэбриэл усмехнулся против воли, представив себе подобную картину.
— Эр, мы ведь только недавно обсуждали, как важно знать, кто ты и для чего ты. И мы оба знаем, кто из нас кто, — сказал он.
— О да, — простонала Эрилин, будто ей была ненавистна сама мысль, кто она.
— Давай не будем говорить о том, что будет дальше, — предложил Гэбриэл. Здесь было слишком хорошо и уютно, чтобы думать о будущем, в котором их пути очень скоро разойдутся, и каждый пойдет своей дорогой. — Представь, что есть только сейчас, — на самом деле, именно так он и пытался жить постоянно: поменьше оборачиваться назад и не задумываться, что будет впереди.